Рано или поздно должен был грянуть гром. Ася понимала, что находится на пределе. Два года Питер неумолимо высасывал из неё жизненные соки, и Ася уже ненавидела этот город до глубины души. В коммуналке её раздражало абсолютно всё. Особенно доставала соседка Танька – своими скандалами с матерью и неизменными пошлыми прибаутками типа:

– Аська вышла из секс-шопа, у неё промокла жопа!

– Дура, – шипела Ася, стараясь как можно реже появляться в кухне, чтобы лишний раз не сталкиваться с этой опустившейся алкоголичкой.

Как-то утром, измученная болезненными месячными и перепадами настроения, злющая и одновременно несчастная Ася выползла на кухню, чтобы приготовить завтрак. Сегодня она чувствовала себя на редкость паршиво – ещё более паршиво, чем обычно. Как назло, ей даже некому было поплакаться. Рита укатила в Валенсию к неожиданно обретённому отцу (сюжет из мыльной оперы, не меньше), а Нелька была в Москве…

Танька маячила на кухне, действуя ей на нервы, и Ася понимала, что ещё чуть-чуть – и взорвётся.

– Да что ты лезешь мне под руку! – раздражённо прикрикнула она на соседку, когда несла к мойке сковороду из-под яичницы. – Вечно путаешься под ногами…

На что Танька немедленно задорно ответила:

– Если баба злей собаки: лается и лается —

Значит, у её дружочка секс не получается!

– Ну, хватит! – Ася с размаху швырнула недомытую сковороду в раковину. – Достала!!!

Соседка, сама того не желая (или наоборот – желая), попала точнёхонько в цель. Ася забыла, когда они с мужем в последний раз занимались любовью. По будням то она приходила слишком поздно, то он сам был измучен работой и отдыхал. А в выходные Ася неизменно уезжала в Москву…

Она ворвалась в комнату и начала лихорадочно хватать из шкафа свои вещи, сминать их в кучу и бросать в чемодан, как попало. Это была самая настоящая истерика.

– Что случилось?! – вопросил ошарашенный муж.

– Не могу я здесь больше, – плакала она. – Стас, это выше моих сил… Эта алкашка, эти тараканы, эта грязь… Почему мы не можем переехать куда-нибудь, где почище и получше?!

Он беспомощно смотрел на неё с вымученной улыбкой, не зная, как реагировать на этот поток обвинений.

– Да что вообще может быть хорошего в этом сраном, вечно сыром Питере?! – закричала Ася. – В этой дряхлой, разваливающейся коммуналке?! Что ты здесь нашёл?

Муж отвернулся.

– Лето… белые ночи… Нева и разведённые мосты… всё это банально и тысячу раз описано не мной, а по-настоящему талантливыми людьми, – сказал он, по-прежнему не глядя на Асю. – Я ужасно не хочу менять это всё на что-то скупое, безвкусное, пошлое. К красоте быстро привыкаешь, отвыкнуть потом сложно. Разве здесь плохо?

– Плохо. Мне плохо! – выкрикнула она запальчиво, продолжая беспорядочно запихивать свои вещи в чемодан. – Эстетика эстетикой, но… эта проклятая обшарпанность! Окно, все щели которого залеплены газетами и заткнуты драными тряпками, потому что рама старинная и ставить пластиковый стеклопакет – это кощунство! – она очень похоже передразнила его собственный тон. – Не понимаю я такого тупого упорства – ничего не трогать, не повредить… Этот дом не находится под охраной государства как историческая ценность – значит, тут вполне можно всё поменять!

Он больше ничего не говорил, позволяя ей выкричаться, выплеснуть всю скопившуюся в ней чёрную боль.