— А сколько надо?

— В принципе не много. Думаю, тысячи в три уложимся. Рублей.

— На карточке кредитный лимит сто тысяч. И зарплату обещали перевести.

— Плюс моя штука. Хо! Да мы Абрамовичи! — Никита радостно похлопал ладонями по арбузной утробе, словно в ней покоился мешок с золотыми червонцами.

— А зачем деньги?

— Понимаешь, разврат должен быть красивым! Праздничным, не для галочки. В этом весь смысл. Можно, конечно, за три сотни шалаву на трассе подснять и в парадняке оприходовать. Но этим душу не обманешь… Короче, у меня банщик есть знакомый, на коммерческом потоке в нашем техникуме учился. Я договорился, завтра он организует номерок люкс и накроет полянку со скидкой. Всего за две штуки в час. То есть четыре за два. Копейки по нынешним временам! Девочки, правда, не входят. Но не возбраняется принести с собой, ха-ха-ха!

Никита растопырил руки, словно человек, несущий под мышками арбузы.

— Доставку девочек беру на себя. Помнишь, про медсестру рассказывал? Заодно и больничный попросим.

— Мы что, одну на двоих?..

— Как можно?! Мы же не извращенцы, а приличные разбойники! Подружку пусть приведет!

— А она согласится?

— Ни секунды не сомневаюсь! Одинокая тетка, в соку. Тридцать лет. И на фасад ничего, если подштукатурить. А потом, я повод придумаю. День рождения, к примеру. Твой. Чтоб все симпатично и интеллигентно. Часок попразднуем, часок попаримся. Отдельные номера предусмотрены. Так и быть, составлю компанию. Не бросать же тебя на произвол судьбы. И увидишь, всю твою хворь как рукой снимет. А послезавтра, когда окончательно придешь в себя, поедешь к Лерке. И спокойно обсудите, как быть дальше. То ли разбегаться, то ли вместе жить. При этом разговаривать будете, как равный с равным.

Вадик присел на диван и вновь уставился в нарисованную точку.

— Опять сомнения?

— А что я маме скажу? Что Алешке?

Алешкой звали сына. Мамой звали маму.

— Послушай, — со скрытым раздражением ответил Никита, — тебя это не должно волновать. Чей косяк?

Леркин или твой? Леркин! Взята на месте преступления за жопку. Оказала активное сопротивление. Пускай теперь сама и объясняет. И маме и Алешке. И потом, то, что я предлагаю, всего лишь экстренная терапия. Реанимация. Про которую, кстати, никто не узнает.

— Да я не про баню… Я вообще.

— Ты мужик, в конце концов, или каша овсяная?! — не выдержал пузатый терапевт. — Ой, мне плохо, ой, в нос дали… Так и будут дальше давать! Даже противно. Возьми себя в руки. Жизнь продолжается! Да, понимаю — обидно. Где-то, наверное, больно. Но заканчивается это, как правило, одинаково — алкоголь, депрессия, суицид, прости господи. Или еще хуже — панель. А чтоб подобного не случилось — надо делать, как советуют умные люди.

— Ты?

— В данном случае я… Пойми, это нужно не столько тебе, сколько вам обоим.

— Скажешь тоже…

— Не, можешь горевать дальше! Пожалуйста. У меня дел хватает, найду, чем заняться.

Никита демонстративно отвернулся к окну.

— Чепуха какая-то, — едва слышно прошептал Вадик, потрогав разбитый нос, — терапия, секс… Я уж сам как-нибудь разберусь.

Не разобрался.

Встречу с девчонками назначили в центре, на углу Литовского и Невского. Погода подходила для разврата, как никогда. Уютный теплый летний вечерок с позывами к легкому дождю. Хотя Вадик предпочел бы торнадо, поднимающий и швыряющий машинки оземь. Просто настроение такое.

— Что ты им про меня сказал? — на всякий случай уточнил он у Никиты.