– Не будем мы его навещать, – возразил Раскасс, – тем более ночью. Мы не собираемся никого пугать. Позвоним Маррити завтра, если устройство у него, предложим продать. Пятьдесят тысяч долларов должны… возыметь эффект. А если сорвется, наносить визиты будет Шарлотта.

Шарлотта в темной глубине автобуса кивнула. Визиты – это я могу, подумала она, и смотреть хорошо умею. Когда меня просят о таких вещах, я не против.

Тогда, в начале шестидесятых, армейскую разведку Форт-Мида беспокоило, как бы советские физики не вычислили расположение американских ракетных шахт. Тогда и были спроектированы эти секретные комплексы шахт, которые должны были сбить с толку любого дальновидца. Взлетные полосы из дегтебетона скрывались за рядами кричаще-ярких ярмарочных павильонов, ларьков, тележек; серые стены подземных центров управления и запуска были увешаны плакатами с клоуном Бозо, механиком Билом и Гамби; панели управления разрисовывались такими пестрыми кругами и полосами, что среди них почти терялись сигнальные лампочки и кнопки; а к ручке главного пускового ключа эпоксидкой приклеили голову клоуна. От Шарлотты и других детей требовалось играть в конструкторы «Тинкертой» и «Линкольн Логс» в центрах управления запуском, а также сопровождать ремонтников в тоннели и шахты, расписанные огромными фресками из книг доктора Сьюз. Расчет был на то, что если кто-то из советских медиумов и увидит место запуска ракет, то примет его за парк развлечений или ультрасовременную начальную школу и спишет прием на ошибку.

Шарлотта в Шахте Негодяев была королевой: она могла ощущать вторжение, когда далекий медиум смотрел ее глазами: такое случалось по два-три раза в год. Ее научили в подобных случаях во весь голос запевать «До свиданья, черный дрозд», и по этому сигналу весь персонал базы бросал свою основную работу; одни принимались танцевать, другие напяливали на руку тряпичных кукол, третьи трубили в дешевые жестяные трубы. Случалось – когда ее любимый офицер получал разнос, или когда девочку ранним зимним утром заставляли сопровождать группу контроля коррозии ниже Седьмого уровня, или просто от скуки – что она запевала песенку, вовсе не чувствуя чужого наблюдения. Шарлотта уже тогда не сомневалась: начальство иногда подозревает, что она дает ложный сигнал тревоги, но, как видно, имелся строгий приказ не выспрашивать, что ее встревожило.

Со временем Шарлотта научилась фиксировать внимание на дальновидце, смотревшем ее глазами, и, проследив связь в обратную сторону, получать представление о том, что его окружает. Обычно это была какая-то безликая темная комната, хотя пару раз она видела перед собой приборную доску движущейся машины.

Она никогда не упоминала в присутствии сотрудников Форт-Мида об этой формирующейся способности ориентироваться, потому что и девочкой уже понимала, что ее тотчас переведут на участок, наверняка отслеженный иностранными эсперами, чтобы она шпионила за их шпионами. А ей не хотелось покидать тайное подземное царство Шахты Негодяев.

Центр управления и запуска был ее домом, вместе с лестницами и переходами между защитно-улавливающими дверьми, вместе с кабельным каналом длиной двести футов, где полно потайных уголков между опорными балками, вместе с самой гигантской стартовой шахтой, уходившей на десять этажей вглубь, и с блестящим корпусом ракеты «Минитмен», заполняющим ее огромную полость.

Взорвавшийся при зарядке аккумулятор лишил ее зрения в девятнадцать лет.

В следующие кошмарные месяцы – после госпиталей и терапии, после интенсивного инструктажа о сохранении тайны и наконец почетной отставки – Шарлотта открыла для себя две вещи, которые помогли вынести слепоту и изгнание. Она узнала, что может видеть глазами любого человека, находящегося в пределах ста футов от нее – это расстояние немного менялось в зависимости от времени года, – и свела знакомство с алкоголем.