Злоба на мать и ее учителя Узумбаза-эфенди, недовольство отцом с его вечным пьянством, жалость к одному из братьев и раздражение, которое вызывал в ней второй, – все те чувства, которые она не могла выплеснуть наружу, смешивались в ее душе в подобие вязкого, липкого теста. Из этого теста на медленном огне мучительных размышлений о Боге выпекался каравай, подгоревший с одной стороны и непропеченный с другой. В то время как ее сверстники, беззаботные и легкомысленные, словно воздушные змеи, играли на улицах, болтали о школьных делах и радовались каждому новому дню, задумчивая, молчаливая девочка Назпери Налбантоглу выясняла отношения с Богом.

«Бог» – простое слово с неясным значением. Бог, близкий до такой степени, что Ему известны все твои дела и даже помыслы, но в то же время недостижимый. Пери была полна решимости найти к Нему путь. В результате долгих размышлений она пришла к выводу, что должна как-то соединить Бога, в которого верит мать, с Богом, в которого верит отец. Если она сумеет это сделать, в отношениях между родителями воцарится гармония. Достичь соглашения в вопросе о том, что есть Бог, – вот цель, к которой необходимо стремиться не только семье Налбантоглу, но и всему миру.

Но пока Бог оставался лабиринтом, у которого не было схемы, кругом, лишенным центра, разрозненными кусочками пазла, которые невозможно собрать воедино. О, если бы она смогла решить эту задачу, придать смысл бессмысленности, разум безумию, порядок хаосу! Тогда она, возможно, научилась бы быть счастливой.

Записная книжка

Пери с радостью выполнила просьбу отца. Она очень скучала по нему. Хотя они жили под одной крышей, их словно разделяло огромное расстояние. Отец, погруженный в раздумья, превратился в оболочку того человека, каким был до ареста Умута.

– Давай-ка я расскажу тебе одну историю, – предложил Менсур. – Когда-то в Стамбуле жил музыкант, игравший на тростниковой флейте. Он был суфием, но отличался весьма своеобразными взглядами. Всякий раз при виде бутылки вина или ракы он вопрошал окружающих: «Разве вы не знаете, что капля этой жидкости полна греха?» Затем он открывал бутылку, совал туда палец, держал несколько секунд, вытаскивал и стряхивал. «Я извлек эту греховную каплю! – объявлял он. – Теперь можем спокойно пить».

Менсур рассмеялся над собственными словами – тихим, печальным смехом.

Пери внимательно смотрела на отца, чувствуя его одинокий протест. Но против чего? Или кого?

– Баба́, а можно мне попробовать это? – неуверенно спросила она.

– Что? Ты хочешь попробовать ракы?

Пери кивнула. Еще минуту назад ей совсем не хотелось ракы, но сейчас она поняла, что действительно хочет этого. Пусть и таким способом, но она сможет стать ближе к отцу.

– Нет, нельзя, – покачал головой Менсур. – Тебе всего семь лет!

– Восемь, – поправила его Пери. – В этом месяце будет восемь.

– Ну что ж, я всегда говорил: лучше, если ребенок впервые попробует алкоголь дома, с родителями, чем тайком от них, в какой-нибудь уличной компании. Конечно, следовало бы дождаться твоего восемнадцатилетия, – пробормотал он, – но как знать, может, к тому времени алкоголь вообще запретят стараниями этих чокнутых религиозных фанатиков. И бутылку ракы можно будет увидеть разве что на какой-нибудь выставке, посвященной человеческому безумию.