В ту пору бег доставлял ей радость. Но, как и прочие радости жизни, эта тоже, увы, осталась в прошлом.

Немой поэт

Происхождение названия улицы было овеяно легендами и слухами. Поговаривали, что она названа в память об одном знаменитом османском поэте, жившем в этих местах. Недовольный слишком скудным вознаграждением за поэму, которую он отослал во дворец, поэт дал обет молчания, заявив, что откроет рот, лишь получив от султана достойную награду.

– Несомненно, повелитель земель Цезаря и Александра Великого, владыка трех континентов и пяти морей, тень Бога на земле, щедро изольет свои милости на смиреннейшего из своих подданных. Если же этого не произойдет, я пойму, что творения мои слишком несовершенны, и буду хранить безмолвие до конца дней своих, ибо безмолвный поэт лучше бездарного поэта.

Так якобы заявил стихотворец и погрузился в молчание, столь же полное, как молчание ночного снега. В этом не было никакого вызова – как и положено верноподданному, поэт трепетал перед своим повелителем и благоговел перед ним. Но творческая его натура жаждала похвал, признания и любви – и, разумеется, щедрой денежной награды, которая никогда не бывает лишней.

Когда об этом происшествии донесли султану, он счел подобную дерзость забавной и пообещал воздать поэту должное. Как и все тираны, к творческим людям он испытывал смешанные чувства – их общество было ему приятно, когда они держали себя в рамках, но он знал, что поведение их бывает непредсказуемо. Художники и поэты на все имеют свой взгляд – иногда это довольно занятно, иногда вызывает раздражение. Султан держал при дворе нескольких поэтов, никогда не выходивших за границы дозволенного. Они говорили что хотели, пока это не касалось государства и его законов, религии, всемогущего Аллаха и, разумеется, самого султана.

Судьба распорядилась так, что несколько дней спустя в серале вспыхнул заговор, в результате которого султана свергли, а на трон взошел его старший сын. Прежний повелитель был лишен жизни. Дабы не пролить ни капли благородной крови, его удушили шелковой тетивой. В делах смерти жители Османской империи соблюдали правила и предписания так же скрупулезно, как и во всех прочих вопросах, не допуская никаких отступлений. Особ царской крови подвергали удушению, воров вздергивали на виселице, мятежникам отрубали головы, разбойников с большой дороги сажали на кол, государственных чиновников замуровывали в цемент, проституток топили в море, зашив в набитый камнями мешок. Каждую неделю перед дворцом появлялась новая партия отрубленных голов, укрепленных на перекладине виселицы; представителям высших сословий рот набивали хлопком, простолюдинам – соломой. Столь же молчаливым, сколь эти несчастные, стал и поэт, о клятве которого новый правитель ничего не знал. Верный своему зароку, он не произносил ни слова до последнего вздоха.

Впрочем, история эта имела несколько версий. Согласно одной из них, султан, узнав, что поэт счел его недостаточно щедрым, разгневался и повелел отрезать поэту язык, зажарить его, нарезать на кусочки и скормить кошкам. Но язык поэта, так часто произносивший язвительные речи, приобрел горький вкус, который не смог заглушить даже соус из овечьих хвостов и молодого лука.