Жозеф быстро влез в куртку, нахлобучил картуз. На кухне громыхала посуда. Значит, Эфросиньи нет дома. Успокоенный, он ушел. Жозеф хотел заскочить в свою квартиру на улице Висконти, чтобы убедиться, что там все в порядке, но едва вошел, как услышал стук в дверь.

— Вас никто не видел? — взволнованно спросил он у Айрис.

— А если и видел, что с того? Мне надоело играть в заговорщиков, можно подумать, мы террористы!

— Входите же!

— Ого, сколько книг и газет! Это все ваши?

— Они достались мне от отца.

Жозеф хотел уже провести девушку в свою комнату, но понял, что это неприлично. В комнату Эфросиньи? Еще того хуже. Остается только кухня.

Айрис с любопытством оглядела раковину, плиту и чугунный котелок, а потом попросила показать ей комнаты.

— Было бы разумнее… — замялся Жозеф. — Ну, я… Лучше…

Она наградила насмешливым взглядом.

— Жозеф, неужели в комнате опаснее, чем на кухне? — и побежала в комнату Эфросиньи.

— Это не спальня, а просто какая-то шкатулка! Ваша матушка все обила кретоном!

— Это недорогой и прочный материал, — пояснил Жозеф, с облегчением отметив, что в комнате чисто. — Подождите! — крикнул он, но девушка уже впорхнула в его комнату.

Сгорая от стыда, он вошел следом. Его глазам предстало ужасное зрелище: разоренная кровать, скомканные подушки, на тумбочке — огрызок яблока и щербатая расческа. Восклицание «Так вот где вы мечтаете обо мне!» его добило. Айрис остановилась, восхищенно созерцая то, что казалось ей скромной обителью парижского отшельника.

— У нас мало мебели, это потому что мало места, вообще-то мы с мамой не спартанцы…

— Мне нравится, когда дома только самое необходимое, — заметила Айрис, плюхнувшись на кровать — единственный стул утопал под грудой одежды.

Смущенный Жозеф приоткрыл окно, не уверенный, что в комнате достаточно хорошо пахнет.

— Перестаньте суетиться, у меня уже голова закружилась.

— Я… обещал патрону вернуться через полчаса.

— Вы его боитесь или меня? Ну же, идите сюда.

Он несмело приблизился к кровати, и Айрис, схватив его за руку, усадила рядом.

Красный как рак, Жозеф искал пути к отступлению.

— Я делаю успехи в английском, — произнес он, — сейчас учу неправильные глаголы: arise, arose, arisen, awake…

Он больше ничего не успел сказать. Их губы встретились, пальцы переплелись. Прежде чем он осознал, что происходит, его рука сама принялась расстегивать корсаж Айрис. Оба тяжело дышали.

И тут в сознании Жозефа, словно бог из машины, словно фараон, отсылающий Моисея прочь, возник образ матери. Вид у нее был весьма грозный. Он вскочил.

— Право, я должен бежать! — с жаром произнес он.

Айрис весело расхохоталась и протянула ему картуз, упавший на пол.

— Любимый, вы должны во что бы то ни стало убедить Кэндзи, что мы… что вы…

— Я попытаюсь. Вы возвращаетесь домой?

— Нет, я соврала отцу, что проведу час в Сен-Манде, так что он думает, что я ем пирожные в компании мадемуазель Бонтам. Я отправлюсь по магазинам, но все время буду думать о вас.

Жозеф бежал по улице, и ему казалось, что он парит над крышами Парижа.

Он купил у мальчишки-газетчика «Пасс-парту» и бодрым шагом вошел в книжную лавку, где его с нетерпением поджидал Кэндзи.

— Вот те на! Патрон, да вы прифрантились! Вот это галстук! А ботинки! Сияют так, что мне аж завидно.