Наконец они остановились у обшарпанного домика с единственным подслеповатым окошком.

— Конечная станция, выходим. Вот он, дворец папаши Дьелетта. Прощай, приятель, мы пойдем дальше.

Жозеф громко постучал в дверь, но никто не откликнулся. Может, хозяин спит? У него за спиной раздался вопль, Жозеф резко обернулся: братья вышибали дверь соседней хибары, невзирая на рыдания и мольбы одетой в лохмотья пожилой женщины.

— Не надо, я же околею от холода!

— А я тебя предупреждал, старая сова. Если завтра не принесешь деньги — снимем крышу. А если и послезавтра не заплатишь — прощайся с очагом!

— Упыри! — Женщина, упав на колени, хватала Раймона за ноги. Тот грубо оттолкнул ее. Жозеф, преисполнившись негодования, поспешил на помощь:

— Что вы делаете, разве так можно?! — вскричал он.

— Эстев, гляди-ка: мир перевернулся! С каких это пор должники превратились в жертвы?!

— Сколько задолжала вам эта несчастная?

— Два франка пятьдесят.

Жозеф вывернул карманы, выгреб оттуда всю мелочь и гневным жестом протянул Раймону.

Братцы отправились восвояси, а старуха рассыпалась в благодарностях, умоляя своего спасителя зайти на глоток вина.

Жозеф молча перешагнул порог. Женщина зажгла керосиновую лампу, и он разглядел ее изможденное лицо в обрамлении густых растрепанных седых волос. Убогая клетушка шесть на шесть метров была заставлена ящиками из-под фруктов.

— Устраивайтесь поудобнее, мсье, будьте как дома! Я вас попотчую домашней настойкой из перебродившего батата с сахаром.

Жозеф, скрепя сердце, пригубил пойло, от которого несло винным уксусом, и отставил стакан. Старуха горестно вздохнула.

— Мне хорошо живется здесь. Окна выходят в сторону улицы, и летом тут полно маков. Мой маленький рай… Только вот на этой неделе дела шли туго: ни одного клиента! А я уже слишком стара, чтобы спать под открытым небом.

— А… чем вы занимаетесь? — осторожно спросил Жозеф.

— Карты таро. Линии на ладонях. Я читаю будущее. Правда, сама — как сапожник без сапог: что будет с другими — вижу, а вот что станется со мной — не ведаю, тут я слепа, как крот. Паршиво, правда? Ах да, я ж не представилась. Меня звать Корали Бленд.

— Вы знакомы с Леонаром Дьелеттом?

Старуха искоса взглянула на Жозефа.

— Он еще не возвращался. И девчонки его что-то не видать. Недотепу-то — это их осел — я покормила. Наверное, пошли афиши сдирать.

— Зачем это?

— Так выборы уже прошли. А после них положено срывать афиши, наклеенные на стены и деревья. Большая часть старьевщиков голосует за кандидатов от радикал-социалистов. Матерь божья, да коли пухнешь с голоду, тебе плевать на важных шишек. Зато когда нужно снимать афиши, тут уже плевать на цвет плакатов. Впрочем, белые продаются лучше красных.

Растерянный Жозеф поднялся, чтобы уйти, но Корали Бленд ухватила его за рукав.

— Погодите. Сивилла читает по руке, точно в раскрытой книге. Мне нечем отплатить за вашу доброту, разве что я открою вам будущее.

Жозеф колебался.

— Спокойно, молодой человек. Дайте вашу левую руку. Левая — она связана с сердцем. Так… Линия жизни… Превосходно! Вы застанете первую половину двадцатого века! Теперь линия ума… Вы трудолюбивы, умны, упрямы, вы достигнете своей цели… Линия судьбы идет к холму Сатурна… Ба, да вас любит Венера! Отличная линия сердца, просто отличная. Любовь приведет вас на любую вершину!

— Что, это написано прямо на руке?

— Прямо на ладони.

— А как насчет ближайшего будущего?

На лице Корали Бленд мелькнул испуг, но Жозеф этого не заметил.