Виктор досконально изучил альбом фотографий англичанина Джона Томсона «Китай и его народ» и лелеял мечту повторить в Париже то, что сделал шотландский путешественник в Поднебесной, только без лишнего пафоса и стереотипного взгляда на нищету. Работы Томсона напоминали ему фотографии Шарля Негра и Шарля Марвиля — лица детей из пригорода Сент-Антуан и промышленных кварталов: вот девочка вышивает золотыми нитками по бархату; вот мальчик пилит дрова; вот ученик портного; вот подмастерье с обойной фабрики… Чувствовалось, что в эти портреты автор вложил душу, добиваясь максимальной естественности позы и выражения лица модели.

Виктор натянул сюртук, мягкую шляпу, перчатки и взял тросточку. Раз Таша занята, он позавтракает в кафе «Наполитен» на бульваре Капуцинов, Жозеф справится в лавке и один.

Мадам Баллю, консьержка дома номер 18 на улице Сен-Пер, встала ни свет, ни заря и сразу же, ворча, принялась надраивать лестницу. Потом она поест капусты с салом у себя в комнате, сделает добрый глоток портвейна и вынесет стул во двор — благо, сегодня распогодилось и можно посидеть на воздухе, — чтобы поглазеть на прохожих.

Увы, ее планы нарушило появление дамы в фиолетовой шляпке с вуалью и каракулевом пальто в русском стиле поверх зауженного книзу платья. Гостья неуверенно шла к дому.

— Вы к кому? — строго осведомилась консьержка, изучая шляпную коробку, которую женщина прижимала к груди.

— Меня ждут на четвертом этаже, я на примерку..

— A-а, вы к Примоленам? Вытирайте ноги, коврик видите?

Женщина прошла через холл, но у лестницы внезапно обернулась.

— Скажите, а квартира на первом этаже, случайно, не сдается? Я увидела, что ставни закрыты, и подумала… что моя тетушка была бы рада переехать сюда. Она уже немолода, и ей трудно подниматься по ступенькам. Для нее это было бы таким облегчением…

— Жаль вас разочаровывать, мадам, но вам придется поискать квартиру в другом доме. Ставни закрыты потому, что месье Мори и его дочь за границей, но завтра они возвращаются.

Мадам Баллю, уперши руки в боки, наблюдала, как незнакомка поднимается по лестнице.

— Надо же, позарилась на чужой угол! Ну все, пора поесть, у меня сегодня маковой росинки во рту не было. — И она, повесив на ручку двери табличку «Консьержка ушла в город», решительно закрылась в комнате.

Гостья, тихо стоявшая на лестничной площадке третьего этажа, услышала, как хлопнула дверь каморки консьержки. Она свесилась через перила, убедилась, что теперь никому не попадется на глаза, на цыпочках спустилась на первый этаж и нажала кнопку звонка квартиры с закрытыми ставнями. Потом мысленно сосчитала до тридцати, позвонила еще раз, вышла во двор и направилась к улице Жакоб.

— Я не прочь заморить червячка, — произнес Жозеф, рассчитывая, что Эфросинья, которая суетилась в лавке, отправится на кухню.

— Хочешь есть — грызи кулак. Или яблоко. Мне не до тебя, я буду готовиться к приезду месье и мадемуазель Мори. А, вот и вы, месье Виктор! Как раз вовремя, мне нужен ваш совет. Что вы об этом скажете? Первое блюдо: телячий язык под острым соусом, затем битки из ягненка с артишоками, пирог с телятиной и кореньями, и, наконец, беф-брезе с пармезаном, на десерт — мороженое в суфле с ванилью. А для мадемуазель Айрис — гратен дофинуа. Как вы думаете, какое вино выбрать?

Виктор, не удостаивая ее ответом, положил на стол Кэндзи пачку каталогов.