— Ну, Джимми, сейчас вы можете вообразить что угодно. Это не показательно, это не представительно. Это…

— Простите, Питер, я вас перебью, Я должен вас перебить, у меня нет другого выхода. Я вас вижу как точку с тире.

— Точку с кем?

— Точку и тире.

". — отстукал он ложечкой по краю блюдца, -..

".

Ик пожал плечами. «Валяй, клоун, весели партер».

Оссолоп почувствовал облегчение. Когда выговоришься, сразу становится легче.

— Понимаете, я сейчас все кругом вижу как точки и тире, ну и вас заодно, так сказать. Это у меня лейтмотив такой. Одни точки и тире. Понятно?

— Отчего же не понять. Все очень просто: точки и тире. Так что же во мне главное — точка или тире?

— К чему подобные разграничения?

— Верно. Формализм здесь просто неуместен.

Они помолчали. Ик с холодным интересом рассматривал Оссолоп а.

— И вы не боитесь заблудиться во множестве этих точек и тире? — спросил писатель. — Куда идти, с кем говорить, что делать? Как пить с вашими точками и тире? Ведь они вряд ли могут создать даже тот минимальный комфорт, которым мы пользуемся на «Святой Марии».

— Вы меня не так поняли, — ответил Оссолоп, — обычный мир я воспринимаю так же, как и вы, может, чуть острее. Я не собьюсь с пути и найду свою дорогу в бар. Дело в ином. Кроме всего этого вокруг нас есть же еще надощущения, сверхчувства.

— Астрал? Ментал?

— Да нет, не то. От каждого предмета у нас остается образ, не так ли? То же самое остается от людей, животных, природы. Какие-то краски, формы, линии. Правда?

— И что?

— Так вот, этот образ не всегда совпадает с нашими ощущениями. Ведь такое бывает? Видите и слышите одно, а образ создается совсем другой. Ну как в картинах Мирро, Поллака, у всех абстракционистов.

— И у вас?

— Вот именно. Я-то очень хорошо вас вижу. Я могу назвать цвет ваших глаз и форму носа, по все равно…

— Я точка с тире?

— Именно. Я знаю, да, я знаю! Наконец нашел слово! Я знаю, что вы точка и тире, и все тут. И все время помню об этом. Я знаю, что все вокруг — это всего лишь разнообразные сочетания и комбинации точек и тире. Вот!

— Интересно. Ваше образное восприятие перестроилось по двоичной системе: точка — тире, один — ноль, да — нет. Забавно… Еще немного бренди, мадам Миму!

11

— Эта? — Ленивец ткнул пальцем в дверь каюты.

— Сейчас проверю, — Живчик извлек из заднего кармана брюк толстенную записную книжищу.

Ленивец только головой покачал.

«Набираются же люди всякого. Книжки заводят! На свою голову уже не надеются. А все начинается сверху. Каков шеф, таковы и работники. Сдал старый Педро, сдал. Раньше на себя полагался, на свою смекалку, а теперь все журнальчики полистывает, технические новинки вычитывает. На электронику молится, эх ты! И этот, вельо, туда же. Записать записал, а на какую букву — забыл. Роется, ищет. Интересно, читать-то он умеет или нет? Эх, ты!» — Она! Четыреста первая каюта, шестой палубный отсек! — торжественно провозгласил Живчик, захлопывая замусоленную книжицу. — Доставай повязку!

Они приладили друг другу на рукава широкие белые ленты с красными крестами и пошли вдоль безлюдного коридора.

— Санитария! — повизгивал Живчик.

— Санитария! — басил Ленивец. Они стучали в каюты, и, едва им отвечали «войдите», Живчик, просунув голову в двери, вопрошал:

— Мыши, крысы и другие насекомые…

— …Не беспокоят? — Ленивец распахивал двери пошире и, нависая, как глыба, над Живчиком, обшаривал глазами помещение.