|
Разомлевшая со сна, в измятой после беспокойной ночи сорочке, Люси лежала, перекинув на плечо толстую темную косу, и украдкой разглядывала мужа, вдруг охваченная желанием восстановить согласие немедленно. Правда, она ужасно любит Фрэнка! И, чувствуя, как он близок ей, она захотела обнять его за шею и сказать ему об этом. Ей так нравилась посадка его головы, прямая линия носа, печать утонченности, которая, казалось, отличала его от родни. Эдварда, впрочем, тоже можно было назвать утонченным, но в меньшей степени. «Да, Фрэнк не такой, как Муры, – тут же подумала она, – более того, он не такой как все». Это знакомое до мельчайшей черточки лицо было неповторимым: это был ее муж и он принадлежал ей. Теперь, когда он повернулся, Люси с усилием улыбнулась, напряженно ожидая его ответной улыбки.
– Еще одно чудесное утро, – неуверенно пробормотала она. – Согласен, – проронил он. Выражение ее лица изменилось, но не из за его слов, а из за тона, которым они были сказаны. В нем чувствовалось безразличие и к погоде, и к жене – Фрэнк все еще был обижен. Но она и виду не подала, что это ее задевает. Вчерашний спор, в котором она так твердо отстаивала свою позицию, не доставил ей удовольствия. Конечно, у нее были свои оправдания, но сейчас лучше не возвращаться к этой теме. Люси и так достаточно наговорила. Пусть между ними пока остается натянутость – эта натянутость быстро пройдет, если сегодня Люси выберет правильный тон. Она немного подождала, думая, что муж предложит ей чашку чая – иногда по воскресеньям он действительно сам приносил утренний чай, поскольку строгое воспитание Нетты не позволяло ей входить в супружескую спальню, – но Фрэнк не выказал знаков этого доброго намерения. Поэтому Люси резким движением выпростала из под одеяла свои гладкие ноги и свесила их с кровати. Тогда Фрэнк выразил вялый протест: – Ты ведь пока не хочешь вставать. Еще рано. – Уже пора, Фрэнк, – так же сухо проговорила она. – У меня много дел. Не забудь, сегодня вечером приедет Леннокс. Фрэнк зевнул, уныло глядя, как одевается жена, потом буркнул: – Я никогда не встаю раньше десяти, если накануне успел сколотить состояние. – Ты еще ничего не сколотил, – ответила она, стоя к нему спиной и быстро подбирая волосы. Она не слишком поощряла его леность. – Я делаю все как надо, – мрачно пробубнил он, – на днях все образуется, если ты раньше не добьешь меня. – Не говори так, Фрэнк, – ответила она уязвленным тоном. В это утро от его несерьезности у нее сжималось сердце, но, скрывая боль, она спокойно произнесла: – Вот подожди – увидишь, что я скажу сегодня мистеру Ленноксу. А пока… Помолчав, она направилась к двери, и ее вид означал: «Вставай, и пойдем к мессе вместе со мной и Питером». Фрэнк снова скис: в церковь его регулярно направляла явно не вера, а влияние, которое он сейчас опять на себе испытал. «Неужели меня никогда не оставят в покое?» – вяло размышлял он, и похоже было, что так и есть, ибо, когда он вытянулся на постели и расслабился, дверь открылась и вошел Питер. Оценив простодушным взглядом настроение отца, мальчик сразу уяснил привилегии воскресного утра и бросился на большую кровать. – Теперь поиграем, папа! – немедленно скомандовал он. – Хочу играть! Мур с неудовольствием взглянул на сына и протянул: – Может, сказку? Этот вид развлечения требовал меньше всего хлопот. – Нет, поиграем! Во властелина замка! Мур застонал, – разумеется, он любил мальчика или думал, что любит. Но играть с ребенком? Он, Фрэнк Мур, будет резвиться?! И в особенности этим утром, после вчерашней дурацкой ссоры с Люси, ссоры на пустом месте. |
