– Знаешь, когда к нам приедет Анна, тебе придется вести себя прилично!

Он как будто собрался что то сказать, но передумал. А потом и вовсе лишился шанса ответить, поскольку она вдруг прижалась теплыми губами к его щеке.

– Я люблю тебя, Фрэнк, – прошептала она. – Ты ведь знаешь.

Глава 2

В следующий четверг вечером, в половине шестого, к дому с помпой подъехала линейка, которой правил Джо из Ливенфорда и в которой сидели: сам Джозеф, его сестра Полли и Анна со своим багажом. С помпой – потому что сидящий на козлах Джо имел важный, величественный, внушительный вид. Теперь же, когда его необъятная фигура, колыхаясь, спустилась и утвердилась на земле, он старался приободрить усталую клячу, слегка похлопывая ее по дымящемуся боку и одобрительно прищелкивая языком. Его обращение с лошадью было почти профессиональным. Действительно, он был профессионалом во всем, не было такого, чего Большой Джо не знал бы! Удивительная осведомленность для человека, который ничего не читал, с трудом ставил свою подпись и с вежливым презрением неправильно употреблял королевский английский. По его собственному выражению, все у него «выходило легко», и удивляться тут нечему, ведь он – снова его слова – такой «славный малый»! Да, Джо торговал спиртным, был трактирщиком и даже кем то вроде букмекера. Но что с того? Было известно, что он из лучших побуждений защищал своих клиентов от их собственных порочных наклонностей, весьма разумно смешивая свой товар с чистой шотландской водой. А что касается «лошадок» – что ж, в его приверженности к скачкам было определенное благородство, и в тот момент делалось очевидным, как сильно Джо любит конские стати. И вот, заправив большой палец за пройму жилета и откинув голову, он приветливо обратился к своим спутникам:

– Эй, там, наверху! Спускайтесь. И оставьте чемодан. Фрэнки возьмет его. Преподобная Бригитта! От этой пыли вся глотка пересохла.

Потом он двинулся по дорожке с самодовольным видом, как бы говоря: пусть всякий, отрицающий право ирландца вторгнуться в Шотландию и завоевать ее, взглянет на фигуру Джозефа Мура и призадумается.

Крупный – скорее не высокий, а дородный, с той благородной полнотелостью, какая подобает хорошему хозяину трактира, – он обладал добродушием, свойственным большим людям. Его маленькие черные глазки смородинки, глубоко посаженные на лоснящемся от жира, гладком бледном лице, лучились благожелательностью и добротой. Из уютных широких ноздрей торчали пучочки волос. Из под широкой верхней губы показывались крепкие ровные желтоватые зубы. На круглой, коротко остриженной голове, сужающейся кверху, с небрежным шиком сидел котелок. На Джо был щегольски распахнутый пыльник желто коричневого цвета, на ногах – сапоги красивого охристого оттенка, подходящего к синему тону костюма. В целом создавался величественный образ мужчины, немолодого летами – ему было пятьдесят, – но вечно молодого духом. Отчасти этот дух проистекал из его неизбывного добродушия, но имели место также многочисленные исторические эпизоды, более полно раскрывающие способности Джо и присущий ему размах. Например, тот случай, когда он любезно выставил бутылку имбирного эля одному подвыпившему клепальщику, который перед тем опрометчиво клялся, что возьмет да и раскошелится на шампанское. И другой случай, когда он, купив якобы поющего попугая, обнаружил, что птица не поет, и немедленно заказал из нее чучело. И еще тот раз, когда его пригласили на церковный банкет и он голодал два долгих дня – поразительное самоограничение! – чтобы в полной мере воздать должное пышной трапезе.