Вдруг Шарманса исчез. Юноша испугался, что окончательно его потерял, но при виде приоткрытой двери церкви Сент-Этьен-дю-Монт решил на всякий случай туда заглянуть.
Шарманса перекрестился, опустился на колени, потом встал и направился к резной балюстраде, отделявшей клирос от нефа и боковых приделов. Остановившись возле кафедры, он раскрыл требник. Жозеф притаился за колонной, с тревогой размышляя, как надолго задержится Шарманса в церкви. Удача ему улыбнулась: вскоре к Шарманса подошел элегантно одетый худощавый господин в цилиндре и похлопал его по спине, а потом взял под руку, и они, перешептываясь, направились к гробнице святой Женевьевы, где беседовали довольно долго. Жозеф медленно двинулся в ту сторону, делая вид, что увлеченно рассматривает пышный декор гробницы, и попытался разглядеть лицо худощавого господина, насколько это было возможно в полумраке церкви.
Наконец Шарманса направился к выходу, а его собеседник опустил монетку в ящик для пожертвований и зажег восковую свечу. За кем же пойти? Поразмыслив, Жозеф выбрал загадочного незнакомца, ведь адрес служащего ломбарда ему был уже известен.
Человек в цилиндре шел быстро. Он обогнул лицей Генриха IV, свернул на улицу Роллен, потом на улицу Наварры и наконец к Аренам Лютеции. Жозеф никогда прежде не бывал на руинах этого древнего амфитеатра и невольно отвлекся, рассматривая стертые от времени ступени и свободный участок арены — большую ее часть занимали конюшни и контора омнибусов.
— Подумать только, здесь нашли скелет человека ростом два метра десять сантиметров! Ну и здоровяки же были эти гладиаторы! — проговорила вслух какая-то женщина в форме сестры милосердия, перекрестилась и направилась к выходу.
Жозеф вспомнил про человека в цилиндре, но того уже и след простыл. Юноша нахмурился. Расследование оказалось куда сложнее и длительнее, чем он рассчитывал. Недовольный собой, он направился обратно в тупик Беф.
Женщина у входа в дом все так же лущила орехи. Жозеф подошел и кашлянул, чтобы привлечь ее внимание.
— Простите, мадам, вы не подскажете, как зовут полноватого господина с бородой, что живет в этом доме? Он похож на моего дядюшку Альфреда, который десять лет назад уехал в Венесуэлу, и с тех пор от него ни слуху ни духу…
— Нет, его не Альфредом зовут, а Проспером Шарманса, — отозвалась женщина — зубов у нее почти не осталось, так что половину звуков она не выговаривала. — Это имя означает «счастливчик», но мсье Шарманса не слишком-то везло в жизни. Я почему знаю — мы с ним земляки, он из Лиона, а я из Кремье, этот городок тоже располагается на берегу Роны.
Жозеф согласно кивнул, а потом, воспользовавшись тем, что она перевела дыхание, с живым интересом переспросил:
— Из Лиона, говорите?
— Да, Лион — большой город, наш Кремье по сравнению с ним — дыра дырой… Мсье Шарманса вот уж лет шесть как обосновался тут, в Париже, а я перебралась вслед за внуком только в восемьдесят восьмом. Внук-то у меня кровельщик, хотел подзаработать здесь — к Выставке тогда много чего строили, — ну, и меня с собой прихватил, чтобы было кому хозяйство вести. Жены-то у него нет — кому он без ноги нужен, после того несчастного случая! Так вы говорите, мсье Шарманса доводится вам дядюшкой?
— Нет-нет, я, наверное, ошибся, больно он на моего дядюшку похож. Может, и впрямь у каждого человека есть двойник… Мой дядюшка родом из Арраса, а Лион, насколько я слышал… — Жозеф надеялся, что болтливая женщина расскажет что-нибудь о прошлом Шарманса, но, выслушав множество подробностей о жизни крестьян и лионских ткачей, он узнал только, что домой Шарманса не возвращался.
Мадам Пиньо хлопотала на кухне, готовя клецки по-итальянски с пармезаном, так что Жозеф мог спокойно занести свои дневные наблюдения в блокнот. |