Небезынтересно и крайне поучительно было бы попытаться совместить внешний, реальный уровень событий и совпадающий с ними по месту и времени воображаемо-чувственный ряд эротических картин и приключений. Какое торжество классического психоанализа являл бы собою такой контрапункт! О, чем не тема для военного психолога: «Флот как сексуальная фантазия». Сорок мужских личностей – это сорок бесконечных, зацикленных и вдруг развивающихся в неожиданных направлениях эротических сериалов. И вот эта фабрика грез Терезы Орловски, где каждый выступает одновременно султаном, Джоном Холмсом и соблазняемым школьником, где в краткий миг вмещаются египетские ночи, случайная знакомая превращается в Лолу Феррари, от стонов страсти застилает взор, а любой шаг есть переход от одного наслаждения к другому, – вся эта фата-моргана, укрытая от посторонних глаз в форму шеститысячетонного крейсера, медленно толкается винтами сквозь осеннее пространство, перемещая себя в завтрашний день и следующие километры речного русла. Чего стоят искушения Святого Антония по сравнению со скрытым бешенством двадцатилетнего матроса, кормленного и тренированного, брызжущего гормонами, с проверенным здоровьем и простым мировоззрением стихийного материалиста, которого годами истязают воздержанием, тщась употребить всю его энергию на пользу державе и флоту.

Поэтому секс для матроса есть дело чести, доблести и геройства. Если вдуматься, то в свете нынешнего упадка флота, нехватки личного состава ВМФ и общей демографической катастрофы в России стремление матроса к естественному размножению должно было бы всячески поощрять и поддерживать. Напрашивается просто строить при военкомате инкубатор. Однако на деле мы ничего подобного не наблюдаем. Из всех видов и форм сексуальных отношений матросу без ограничения предоставляется лишь возможность выслушивать посылы и посулы начальства вступить с ним, матросом, в половую связь, ранее почитавшуюся противоестественной и позорной, ныне же переводящей его из редеющих рядов гетеросексуалов в жеманные и модные эшелоны сексуальных меньшинств и приверженцев безопасных форм сношений, и сулится это отнюдь не в качестве наслаждения, но как угроза и наказание за любые прогрешения по службе. После этого нельзя удивляться, что матросов не хватает, и дни до дембеля они зачеркивают начиная со дня призыва.

И если матрос не всегда говорит о бабах, это еще не значит, что он не всегда о них думает. Главные мысли никуда не исчезают, просто они присутствуют молча, как воспитанные собеседники не перебивают говорливых гостей, у которых срочное дело. Они знают, что важное дело спешным не бывает, ибо нужда его постоянна.

Таким образом, судовой комитет, уеденный грубым обломом братания с коммунистами, которых, может, не очень и хотелось, но, с другой стороны, свобода поступка была ущемлена, – реввоенсовет пил чай и говорил о бабах. Возбужденная коммунистами психика требовала чего-то. А может, наоборот – возбужденная воздержанием психика потому и кинулась на коммунистов. На фига коммунизм тому, кому и так хорошо.

Самые осведомленные по части окружающей местности люди – это, естественно, штурмана, а после них – рулевые. Габисония побежал в рубку, сунулся в атлас и принес весть, что скоро будет город Углич.

Про Углич совместными усилиями удалось припомнить лишь то, что в нем зарезали некогда царевича Димитрия. Знали это, благодаря школьной программе, из Пушкина, а про Пушкина лучше всего знали, кроме дуэли и деда-негра, что менее всего гениальный поэт был аскетом в плане секса, – что единодушно расценили свидетельствующим как в пользу Пушкина, так и в пользу секса: уж если сам Пушкин не пренебрегал, так нам сам Бог велел – зря Пушкин про Углич писал, что ли.

На разговор заглянул свеженький, выспавшийся Егорыч и зажегся темой.

– Девок в Угличе – бери не хочу, – упоенно журчал он, мигая глазками.