Секешь поляну? Они придумали его, а он, в свою очередь, для этого придумал их, то есть нас. Так что мы с Всевышним квиты. Он – нас, мы – его. Это называется дуализм. Правда, невосточному человеку это понять трудно. А если вполне серьезные люди, нас с тобой образованнее и даже, возможно, умнее, вполне допускают, что Бог – сам Бог! – существует лишь в нашем воображении, нет ничего логичнее допуска, что и мы, в свою очередь, существуем лишь в воображении Всевышнего. Как эйдос, скажем. Это как минимум справедливое допущение. И если между нами и Ним затесался какой-то, как ты называешь, «автор», – это абсолютно ничего не меняет ни в картине мироздания в принципе, ни в нашей с тобой жизни в частности; это его, «автора», как ты выразился, личное горе и личные сложности. А нам и своих выше крыши хватает. На самом деле интереснее другое.
– Что?
– Да одна простая вещь. Что ничто не возникает само по себе и ничто не происходит изолированно. В линейный детерминизм Лапласа даже Бог встраивается, и Гейзенберг ничего тут по сути не отменял.
– Что?..
– Да взять хоть это приключение наших байстрюков в обменнике. В результате, вполне вероятно, две кучки бандитов перешлепают друг друга, произойдет какой-то передел владений, новые люди втянутся в бригады, поскольку свято место пусто не бывает, а какие-то пацаны поверят в действенность благородства и захотят, возможно, раздавать деньги пенсионерам, и кто-то из этих пенсионеров проживет дольше и чему-то научит внука, и так далее… Короче, круги по воде. Только вместо брошенного в пруд камня – не камень, а шесть тысяч тонн нашего крейсера, который движется сейчас с севера к сердцу огромной страны – и каждый сантиметр, который он преодолевает в сопротивляющемся пространстве, сопровождается все новыми и новыми расходящимися кругами следствий, хотим мы того или нет.
– Ясное дело, – сказал доктор. – Декабристы разбудили Герцена, и вот мы здесь. Вам мат, герр лейтенант!!! Гони шпалер!
– Отдыхай, – посоветовал Беспятых. – Я на него не играл.
– Как не играл?!
– Так не играл. Моего согласия не звучало. Это все ваши вздорные фантазии, герр доктор. Сидеть, клистирная трубка!
– Чур меня! Сгинь, нечистая сила!
– Старшина второй статьи Бубнов! Разрешите обратиться!
– Устал я от тебя, Шура!.. От твоих обращений я лысею и валерьянку пью. Что еще?
– Через полчаса, согласно речному атласу, проходим деревню Тюкавкино.
– Не препятствовать. Пусть живет деревня Тюкавкино, ее счастье.
– Там у матроса Бохана мать живет.
– Здоровья ей и многих лет жизни.
– Он ее два года не видел.
– Догадываюсь. Матросу Бохану передать мое сочувствие.
– Товарищ командир, судовой комитет обращается к вам с ходатайством.
– Отказать.
– На полчаса отпустить матроса Бохана в увольнение, на побывку.
– Мы на ходу. На месте отпустил бы на трое суток.
– На полчаса остановиться, товарищ командир.
– Да что за бар-рдак наконец!!! Налево кру-гом!
Комитет, он же Р.В.С., в составе свободных от вахты, собрался на любимом камбузе и стал думать: ставить ли дело на принцип, или хрен с ним, с Боханом, не больше других ему надо. Тихий и туповатый Бохан никого особенно не заботил, и когда он сказал ребятам, что вот бы на час остановиться здорово было, он отнюдь не надеялся, что ради него станут стопорить крейсер. Но ребятам захотелось сделать корешу приятное, и одновременно продемонстрировать не только свою человечность, но и возможности, власть. Всем идея понравилась. И вот их благой порыв пресечен на корню.
Присутствие здесь же обсуждаемого Бохана было психологической ошибкой комитетчиков. |