Тверд как скала. Именно такое впечатление стремился производить Томас Рассел, даже если жизнь его становилась подобием ночного кошмара.
Том откинул со лба прядь черных волос и удовлетворенно кивнул своему зеркальному отражению. Глядя на себя теперь, он сам поверил, что у него все получится.
Он глухо хлопнул ладошами и нервно их растер, словно в нетерпеливом ожидании финальной схватки сражения.
Из-за конторки отдела новостей «Сидней Клэрион» Кэт Саммерфилд могла видеть красивую яхту Расселов с приспущенными флагами, отшвартовавшуюся от причала Сиднейского порта.
– Только посмотрите на это, – сердито проговорила Кэт, враждебно сузив зеленые глаза. – На ее месячное содержание уходит больше денег, чем на годовое пропитание любой африканской деревни.
Великолепное судно ловило ветер белоснежными полотнищами парусов и стремительно отдалялось от причала.
Сообщалось, что Том Рассел переоборудовал роскошную яхту в плавучий госпиталь, так что попутный ветер и мирное море вполне могли убаюкать отлетевшую душу старого магната до Судного дня.
Но Кэт не верила в такие демонстративные акты богатых филантропов. Вероятно, по той причине, что ни одно их благое деяние не улучшило положение ее милой бабушки, которая доживала жизнь в доме для престарелых с поэтическим названием «Осенняя листва», где в ее распоряжении из всех земных радостей оставалась только собственная койка. И персонал заведения, ссылаясь на занятость и недостаток финансирования, не сбивался с ног, чтобы удовлетворить простые потребности инвалидов, не всегда даже кормя немощных вовремя.
Пациенты, подобные бабушке Кэт, которые стояли в очереди на дорогостоящую операцию на сердце, надеялись в том числе и на помощь своих родственников. И порой родственники помогали всем, в чем были сильны, навещали по вечерам и сами кормили своих стариков принесенной из дому едой.
Кэт хорошо знала эту тихую скорбь, в которой пребывают многие и многие нуждающиеся, доживающие жизнь старики, кого в конце ждет некролог в пару строк в местной газетенке, подобный тем, что ей приходится слагать для газеты этих упитанных и самодовольных магнатов.
Девушка испытывала какое-то странное удовольствие, раскапывая по архивам все, что касается династии ее работодателей. Возможно, она надеялась обнаружить хоть что-то, что могло бы смягчить ее критицизм в отношении этой фамилии, достигнуть некоего баланса в восприятии их как простых смертных, не более и не менее… Но, как ни прискорбно, ее скромное мнение служащей часто совпадало с обличительными речами самых непримиримых оппонентов Расселов, которые своими яростными высказываниями буквально свежевали всех их вместе и каждого по отдельности.
Мардж, соседка Кэт по столу, называла это «кусачеством», намекая на то, что язвительность для многих превращается из невинного хобби в жизненную необходимость. Кэт же всегда старалась аргументировать свою позицию. Она апеллировала к фактам.
В общем Кэт сказала то, что думала, и, оглянувшись, обнаружила, что в комнате воцарилась тишина и коллеги по новостному цеху повернулись в ее сторону.
Стивен Уилсон, обозреватель светской хроники «Сидней Клэрион» и записной сердцеед, никогда не смотрел на Кэт иначе, как на классическую дурочку-блондинку. Собственно, он и назвал ее вопреки всем протестам Блонди. Харри был их шефом, перед которым она старалась не выказывать своих эмоций вот уже два года. Оба они ошарашенно воззрились на нее, приподнятые брови выражали крайнее изумление, а глубокие складки на переносице – негодование. Кто-то в комнате даже присвистнул, но и те, кто счел возможным пропустить ее комментарий мимо ушей, производили нарочито резкие действия, призванные осудить такую недалекость рядовой сотрудницы.
Кэт растерянно оглядела новостной отдел, поймав на себе несколько насмешливых взглядов, но вскоре все снова вернулись к своим делам. |