— Она ушла, — сказала Марта.

— Ушла, в таком состоянии?

— Чего я только не делала, чтобы помешать, уж поверьте! Но без толку. Она хотела во что бы то ни стало пойти в часовню. Думает, это единственное, что может ее спасти. На ней лица не было. Меня она просто умоляла. А что бы вы сделали на моем месте? И потом, Господь способен сотворить чудо. Помните, мсье, как с утра моросило? А стоило ей выйти из дома, как солнышко выглянуло, радуга в небе появилась. О, хозяйка не такая, как все, на ней почиет благодать Божия, клянусь, иногда я не успею и рта открыть, а она уже прочитала мои мысли. Не далее как вчера садовник говорил, что некоторые растения, которые нигде в Нанси не растут из-за морозов, здесь, в нашем саду — а ведь мы лишних расходов себе не позволяем, мы небогаты — вытягиваются за милую душу. Вы не думаете, что это чудо…

— Нельзя, Марта, вот так, с бухты-барахты, все валить на чудеса, — возразил Шарль. — Ладно, я зайду завтра.

Однако и назавтра он Элизабет не застал. Пойманная рыба забилась в верше. Три дня спустя у одной старой святоши, своей пациентки, Шарль слышит:

— В результате Элизабет Дюбуа не выйдет замуж ни за Бюффе, ни за председателя суда.

— Разумеется.

— Ах, доктор, вы уже в курсе?

— В курсе чего?

Старуха опирается на подушку, предвкушая впечатление, делает паузу и выдает наконец свой рассказ. Итак, нетвердой походкой Элизабет вместе с подругами направилась в часовню. Видя, как она слаба, то одна из подруг, то другая в тревоге заводила разговор о замужестве, чтобы ее дети не остались без покровителя, если вдруг… Элизабет вскрикнула, побледнела… Что вдруг? Бог будет ее детям вместо отца! И войдя в часовню, в самозабвении, словно стряхнув с себя слабость, она бросилась прямо к алтарю и в присутствии пяти-шести дам (в том числе старухи Бюффе, прочившей Элизабет сыну в жены) ясным голосом произнесла обет блюсти целомудрие до конца дней. В эту минуту Элизабет походила на ангела, на обратном пути она уже разрумянилась, в глазах появилась живинка. Может, и спасет ее богородица… Чудо в Нанси… Говорят, в тринадцать лет она уже хотела посвятить себя Богу, но родители заставили ее выйти замуж за Старика, из-за денег… Есть ли у нее на теле стигматы, доктор?

Она понизила голос, совсем как Марта. Любопытно, как вокруг Элизабет образовывалась особая атмосфера, тревожная и волшебная одновременно.

— Говорят, в Ремирмоне в монастыре ее место осталось помечено знаком? И ее родители больше ни с кем не видятся, как если бы над ними тяготело проклятие.

С тех пор как Элизабет овдовела, в Нанси все дышащие на ладан старухи присматривают, следят за нею в надежде на какой-нибудь нарочитый поступок, откровение, потрясение. Теперь вот стигматы!

— Мадам Элизабет здоровее вас, — неожиданно рассердился Шарль. — У нее всего лишь маточная болезнь. Она не в чуде нуждается, а в хорошем муже. Она молодая вдова, не забывайте.

Старуха испускает крик, она в восторге, но слегка шокирована.

— Вы так полагаете, доктор? Вы действительно так думаете? У мадам Дюбуа только… А ведь я тоже, знаете, овдовела очень рано, но никогда… И потом, этот обет.

— Болезненное возбуждение, — процедил сквозь зубы Шарль. — Это ничего не значит, абсолютно ничего.

И Пуаро откланивается, оставляя старую женщину с ее ломотой в костях, с ее сожалениями, четками. Однако ему не дают покоя с этой историей, и его злоба растет по мере того, как он снова и снова слышит рассказ об обете, который дала Элизабет, и этот рассказ расцвечивается чудесными подробностями: то голубь опускается на плечо молодой женщины при выходе из часовни, то за несколько дней до этого события Элизабет увидела сон, где ангел упрекнул ее в том, что она изменила своему давнему призванию, то из Ремирмона пришел слух, будто ее мать, наказанная за жестокость, чуть ли не обезумела, а отцу являются по ночам злобные бесы.