– Бывает. – Флегматично пожала плечами моя "сиделка". – Не бери близко к сердцу. Знаешь, сколько народу сильно удивилось бы, если бы ввели обязательный тест на отцовство?

Наверное, она прекрасный телохранитель, но в задушевные подруги я бы её определённо не выбрала. Надо быть крайне бесчувственной особой, чтобы сказать такое девочке, которая только что узнала, что всю жизнь считала отцом чужого дядю, а биологический отец пытается её уничтожить. Даже думать не хочу, как это открытие подействовало бы на настоящую Лизу…

К слову, о подругах. Ксенька ответила на моё письмо очень эмоциональным, но совершенно невразумительным посланием:

Лиза, ты умничка!

Теперь я обо всём догадалась и уверена, что всё будет хорошо. Убийца до тебя не доберётся и сядет как миленький. Сейчас нет времени на объяснения, приеду завтра вечером или послезавтра утром, расскажу. Ты, главное, не волнуйся и ничего не бойся!

Ксения.

P.S. А почему – Марихен?

Добрая душа, она, видимо, полагает, будто меня успокоила. А на самом деле её послание только усилило мандраж, из-за которого я не нахожу себе места. Визит Лизиного отца (точнее, человека, которого она считала отцом) благотворного влияния на мои расшатанные нервы не оказал. Мы оба испытываем неловкость в присутствии друг друга и не знаем, о чём говорить после того, как стандартные вопросы и ответы (о здоровье и новостях) иссякают. Василий не привык общаться с дочерью и, видимо, чувствует себя виноватым перед ней. Я, помимо чувства вины, исытываю острую жалость к этому замотанному, замученному жизнью парню, выкраивающему время, чтобы через день ездить за город, навещать девочку, которая, как выясняется, вовсе ему не дочь. Что с ним будет, когда он об этом узнает?

На этот раз наша взаимная неловкость настолько мучительна, что Василий прощается уже через полчаса. Когда он уходит, мне немного легчает, но волнение, вызванное ожиданием Ксеньки, опять захлёстывает меня по самую макушку. Пытаюсь читать, решать судоку, тереблю Анну, расспрашивая её о прошлых клиентах – ничего не помогает. При мысли о том, что Ксения может приехать не сегодня, а завтра, меня начинает видимо потряхивать, и Анна грозится снова вызвать медсестру.

Но Ксенька всё-таки приходит.

– Привет! Сгораешь от нетерпения? – Она выглядит оживлённой и даже весёлой, но я слишком хорошо её знаю, чтобы не почувствовать в этом оживлении некоторую натужность. Чем-то она смущена или расстроена. – Сейчас я тебе всё расскажу, но сначала открой мне тайну: почему всё-таки Марихен?

Я улыбаюсь. Меня тоже, помню, удивил Лизин мейл, но позже я нашла в её воспоминаниях объяснение.

– Вы знаете песенку "Мой Лизочек так уж мал"? Её слова – отредактированная Чайковским версия стихотворения Аксакова.

– И в оригинале крошку зовут Марихен? – мгновенно догадывается умная Ксенька, получив подсказку. – Забавно. Ну что же, теперь я готова выполнить свою часть обязательств. Тебе как, рассказывать по порядку или сначала ответить на вопросы?

– Сначала на вопросы, – быстро решаю я. – Водопьянов – мой отец?

– Да.

– И он пытается меня убить?

– Нет. Извини, что заставила тебя так думать, напугала… Ума не приложу, что на меня нашло, как я могла не заметить очевидного неправдоподобия этой версии? Ещё вопросы имеются?

– Имеются, но с ними я потерплю до конца вашего рассказа.

– Ага, ну что ж… Всё началось с того, что Сергей Водопьянов, единственный сын – нет, не поварихи и лекальщика, но почти – кондитера-технолога и инженера-металлурга из Липецка поступил в московский пищевой институт. Шёл восемьдесят шестой год, Горбачёв уже был генсеком, свистопляска с развалом СССР и победой дикого капитализма ещё не началась, но веяния уже были.