— Он самый, товарищ сержант! — четко, по-военному вытянулся он перед Савелием, потом рассмеялся и обнял его за плечи. — А мне говорили, что ты погиб, — прошептал он, не стыдясь своих слез. — А ты живой! Живой! Господи! — Он взглянул на свои часы. — Отлично, время еще есть! Пошли! — он потянул его в сторону ресторана. — Надо же эту встречу обмыть!

— Был уже там, не пускают: спец-о6-слу-жи-вание, — протянул раздраженно Савелий.

— А я кто, по-твоему? — усмехнулся тот. — Пошли-пошли! Ночью, когда работников в ресторане мало, он работает только на обслуживание экипажей. Когда они подошли, швейцар распахнул перед ними двери и даже изобразил на своем лице какоето подобие улыбки.

— Ты посиди немного, я сейчас договорюсь, чтобы побыстрее нас обслужили: через час мне вылетать! — он подмигнул. — Это надо же, наш сержант, оказывается, жив и здоровехонек! — он все никак не мог поверить, что видит перед собой своего бывшего командира.

Да, это был Корягин. Пашка Корягин! В Афганистане он был пилотом, классным пилотом МИ-24, и не раз забрасывал Савелия на задания, а когда его однажды сбили и он чудом остался в живых, то несколько дней находился под командованием Савелия, несмотря на то что был старше по званию. Савелий выводил свою группу после выполнения задания.

В трудные времена, тем более в войну, человек узнается как никогда. Люди, прошедшие войну и побывавшие в таких переделках, это знают. Такие дни, а порою и часы, настолько сплачивают, что люди становятся ближе родных.

Последний раз они виделись незадолго до того злополучного дня, когда Савелий попал в плен.

— Слушай, Савка, я так рад тебя видеть, что не могу слов отыскать, чтобы это выразить! — взволнованно проговорил Корягин, когда их столик был накрыт: нехитрая закуска, шницель, салаты, фрукты и бутылка коньяка.

— Какие тут могут быть особенные слова, Паша? И как я тебе рад! — Он вздохнул и понял рюмку. — За встречу боевых друзей, которые, несмотря ни на что, выжили за Речкой! — Они чокнулись и опрокинули коньяк в рот единым глотком.

Вбросив несколько ломтиков колбасы в рот, Савелий спросил:

— А ты, значит, из военной авиации в гражданскую перешел?

— Так получилось, сержант! — с некоторой злостью ответил Корягин.

— Мне так и не простили того, что я, угробив машину, сумел выжить!.. — Он стиснул зубы, но тут же улыбнулся. — Ладно, Бог с ними! Мне сейчас совсем неплохо живется! Людей вожу на ТУ-154: в Москву и обратно, в Москву и обратно.

— Стоп! — воскликнул Савелий.

— Узнаю твое «стоп», Рэкс! — улыбнулся Павел. — Можешь не продолжать, улетишь со мной доставлю в целости и сохранности!

— Откуда ты… — удивленно начал Савелий, но тот прервал его:

— Это же элементарно! Человек встречается ночью, в аэропорту, столько лет не виделись, а как только он слышит, что его друг летит в Москву, то сразу «стоп». Господи! Неужели это ты, Савка?! — Они снова подняли рюмки. — За тебя, сержант! Могу себе представить, что ты прошел! Да и сейчас продолжаешь воевать, — он тяжело вздохнул, чокнулся с удивленным Савелием и быстро выпил.

И вновь Савелий хотел спросить, откуда он знает, что он и сейчас продолжает воевать, но сам понял, вспомнив, что Пашка его обнимал и конечно же почувствовал пол курткой и бронежилет, и автомат.

— От твоих острых глаз ничего не скроешь! Но понимаешь… — Он хотел придумать что-либо правдоподобное, но Корягам вновь прервал его:

— Савка, что захочешь сам сказать, то и скажешь! Лично я тебя ни о чем спрашивать не буду! Если воюешь, то, значит, не можешь иначе! Только помни одно: нужен буду тебе не нужно будет кричать! Только шепни, и я буду в тот же момент рядом с тобой! — последние слова он произнес как клятву.