Чтобы как-то сгладить эту сцену, Марфа Иннокентьевна смущенно улыбнулась Савелию:

— Познакомься, Савушка, это Алла Семеновна!

— Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной! — перебила та. Савелий тут же согласно кивнул.

— Так вот, Савушка, Алла… Альбина Семеновна хочет взять тебя к себе домой, — продолжила воспитательница. — Ты-то как, не возражаешь?

Альбина Семеновна неодобрительно посмотрела на воспитательницу, недовольная ее последней фразой.

— Что же ты молчишь? — не обращая на нее никакого внимания, спросила Марфа Иннокентьевна.

— Я… я не знаю, — промямлил он, поглядывая то на женщину, то на воспитательницу. — Тетенька же сказала, что я худющий. Значит, не приглянулся.

Женщину явно смутил непосредственный ответ мальчика:

— Это я так. Для себя отметила, — оправдываясь, сказала она. — Ладно, иди собирайся и подходи к воротам: там наша «Волга» стоит.

Окрыленный и счастливый выскочил Савушка из кабинета директора, где только что услышал умопомрачительную новость: его «берут в сыновья». Первым делом он побежал к берегу и еще издали начал во всю кричать:

— Пацаны! Пацаны! Меня «в сыновья берут»! «Берут в сыновья»!

Его счастье длилось недолго: ровно столько, сколько нужно было времени, чтобы добраться до дома, где проживала семья Альбины Семеновны. Через несколько недель Савелий сбежал оттуда и несколько дней добирался до детского дома, стараясь не попадаться на глаза милиции.

Наконец однажды ночью в сильный дождь, он подкрался к забору, который окружал территорию детского дома. Протиснув худенькое тельце в узкую щель в заборе, которую детдомовцы использовали для набегов на соседские огороды, Савелий устремился к небольшой кирпичной котельной, в окнах которой горел свет. Он осторожно постучал.

— Кто там? — отозвался мягкий женский голос.

— Тетечка… Тетя Томочка!.. Это я — Говорков! — размазывая слезы, выкрикивал он.

Дверь распахнулась, и свет упал на мальчика. Грязный, ободранный, мокрый и исхудавший Савушка стоял на пороге котельной. Слезы пополам с дождем заливали его лицо.

— Савушка! — всплеснула руками тетя Тома. Она обняла его и ввела внутрь, где было тепло, сухо и три печи натужно гудели разгоревшимся углем. — Как же так? Она что, выгнала тебя? — расспрашивала женщина, снимая с парнишки мокрую одежду, суетливо набирая теплой воды в тазик, вытаскивая из шкафа полотенце, мыло.

— Она… она… — всхлипывал, пытался объяснить Савушка. — Каждый день била меня. В школу не пускала.

Тамара подвела его к тазику с водой, наклонила, чтобы помыть, но тут свет упал на худенькую спину мальчика, и она увидела багровые рубцы от ремня или веревки. Не выдержав, женщина всплеснула руками, всхлипнула и прижала мальчика к своей груди.

— Тетечка! Родненькая! Не отдавайте меня больше «в сыновья»! Никогда не отдавайте! Скажите Марфе Иннокентьевне! Прошу вас! Пусть меня лучше здесь бьют! Я буду терпеть, и сам никогда не буду драться! Тетечка!

— Хорошо, обещаю тебе, Савушка.

— Внимание! Наш самолет произвел посадку в стойлице Казахской республики городе Алма-Ата! — Савелий открыл глаза и не сразу понял, что находится в самолете.

Согласно инструкции, полученной при вылете из Москвы, Савелий пересел на вертолет местной авиалинии и через три часа уже выходил в аэропорту города Капчагай.