Кресло, которое Кейн приволок из гостиной, было примерно на пять дюймов ниже парковой скамейки на фотографии, и он изо всех сил пытался правильно расположить ноги. Кейн в жизни не сидел, скрестив ноги. Это никогда не было для него удобно или естественно, но он был настоящим перфекционистом, когда дело доходило до того, чтобы стать кем то другим. Это всегда было жизненно важно для успеха в намеченном деле.

Способность к подражанию была даром, который он обнаружил у себя еще в школе. На переменах Кейн частенько изображал учителей для остальной части класса, а его одноклассники катались по полу от смеха. Сам он никогда не смеялся, но ему нравилось всеобщее внимание. Нравился смех его ровесников, хотя он не мог понять, почему они смеялись и что именно связывало их смех с его попытками подражания. Тем не менее он время от времени это проделывал. Вдобавок это помогало ему вписаться в любую компанию, не чувствовать себя в ней чужим. В детстве Кейн много переезжал – в новую школу, в новый город – почти каждый год, и каждый раз вскоре после этого его мать неизбежно теряла работу из за болезни или пьянства. А затем по всему их району появлялись расклеенные объявления – фотографии пропавших домашних животных.

Обычно тогда, когда приходило время двигаться дальше.

Кейн быстро развил в себе способность знакомиться с людьми. Заводить новых друзей ему удавалось без труда, и не похоже, чтобы в этом деле у него недоставало практики. Устраиваемые им представления быстро растапливали лед. Буквально через пару дней девчонки из его класса переставали поглядывать на него свысока, а парни вовлекали его в разговоры о бейсболе. Вскоре, став постарше, Кейн уже изображал из себя всяких знаменитостей, а также профессоров и преподавателей.

Он сел прямо и опять попытался закинуть одну ногу на другую точно так же, как на фотографии. Правая икра над левым коленом, нога вытянута. Тут его правая нога соскользнула с колена, и он выругался. Сделав небольшой перерыв, несколько раз проиграл панграмму, записанную прямо перед тем, как он пустил зачитавшему ее человеку пулю в голову. Несколько раз произнес ее от начала до конца – вначале едва слышным шепотом, а потом постепенно увеличивая громкость. Кейн вновь и вновь прокручивал запись. Закрыв глаза, внимательно вслушивался. Голос на диктофоне мог быть и получше. Он все еще мог уловить страх в этом голосе. Из за дрожи, поселившейся в глубине гортани мужчины, некоторые слова звучали неразборчиво. Кейн попытался вычленить их и повторил с более уверенной интонацией, проверяя, как они будут звучать без страха. Голос на диктофоне был довольно низким. Кейн понизил голос на октаву, выпил немного молока, смешанного с жирными сливками, – просто чтобы немного подсадить свои голосовые связки. Это сработало. После некоторой практики, когда Кейн уже мог слышать эти интонации и высоту тона в своей собственной голове, то почувствовал уверенность, что сможет полностью повторить их или, по крайней мере, максимально приблизиться к ним – даже без небольшого отека гортани, вызванного жирным молоком.

Еще минут через пятнадцать голос из диктофона и речь Кейна стали практически идентичными. И на сей раз, когда он закинул ногу на ногу, она осталась там.

Удовлетворенный достигнутым, Кейн встал, вернулся на кухню и опять подошел к холодильнику. Наливая очередную порцию молока, увидел в холодильнике жертвы несколько ингредиентов, которые ему приглянулись.