– Вот оно! Вы сами произнесли это слово! Его необходимо казнить!

– Но только не по моему приговору.

– Спасая его, вы сильно рискуете – сам король приказал лишить его жизни.

– Повторяю, мы не вправе позволить никому умереть.

– Он не человек, он монстр. Сторонник вероломного предателя Брюса, который захватил корону, убив своих соперников. Он предназначен смерти, а живой – опасен. Вы теряете время. Если он не умрет, то убьет всех нас.

В следующую секунду говорившие исчезли.

Быть может, они все-таки согласились отдать его смерти? Но Эрик уже решил, что останется жить.

Всю следующую неделю больное и здоровое население замка – англичане, шотландцы, сохранившие верность Эдуарду и не признавшие коронации Брюса, и шотландцы-патриоты – трудилось на удивление дружно. Теперь они сражались с общим врагом, у которого был единственный лик – смерть.

Между Игрейнией и отцом Маккинли разгорелся бешеный спор по поводу тел жены и дочери главного шотландца. Марго скончалась через сутки после того, как заболел ее супруг, а на коже сломленной болезнью девочки уже виднелись следы разложения. Их следовало сжечь на одном из костров, которые ежедневно разводили у крепостной стены. Но Эрик крепился и не умирал, и они опасались его гнева, если он выживет.

Игрейния даже склонялась к мысли, что Дженни была права: английский король повелел казнить без суда всякого, кто хранил верность предателю Брюсу. Им даже не требовалось придумывать способа лишать его жизни, надо было только позволить ему умереть, и таким образом они бы освободились от опасного врага. Но когда болезнь охватила Лэнгли и люди короля поспешили удрать, Афтон приказал обращаться с пленниками по-христиански. Однако недуг распространялся словно пожар, и некоторых пришлось перевести в солярий. Смерть самого Афтона стала потрясающим ударом. Даже после того как его тело замуровали в склепе, Игрейния не хотела уезжать, но такова была воля мужа, которую тот произнес на смертном одре. Афтон надеялся, что в ней уже зреет его плод, и хотел, чтобы жена позаботилась о себе.

Сэр Роберт все еще болел и оставался в постели, но Игрейния видела, что наступил перелом и он с каждым днем становится крепче.

И мятежный шотландец – тоже.

А отец Маккинли не заразился – денно и нощно совершал он таинства у постелей больных и умирающих, неустанно молился за узников и отпевал покойных, чтобы их души беспрепятственно вознеслись на небо вместе с клубами здешнего адского дыма костров, пожиравших бренные останки умерших. Но боялись все – даже святой отец. И в конце концов было решено замуровать тела Марго и ее дочери неподалеку от склепа усопшего хозяина замка.

Через десять дней после того, как заболел главный бунтарь, хозяйка замка стояла с отцом Маккинли на парапете стены и обсуждала, что делать дальше. Грэхем должен был выжить, и сэр Роберт, похоже, тоже поправлялся. Все здоровые в замке забыли о былой вражде, и это обстоятельство теперь мало кого удивляло: Лэнгли стоял в той местности, которая давно получила название Приграничье. Ее постоянно раздирали свары за власть между англичанами и шотландцами, а также между многочисленными шотландскими кланами, из которых одни предпочитали Эдуарда, другие – Роберта Брюса.

– Нам следует подумать, что для нас лучше, – задумчиво произнес отец Маккинли. – Мы здесь очень рискуем. Много лет подряд эти земли захватывались и разграблялись обеими сторонами. Нам есть над чем поломать голову, особенно в отношении человека, которого, не ведаю, мудро или нет, мы спасли от смерти. Благое дело для наших душ, но что касается бренных тел… гм… Многими соседними островами правят норвежцы, а у нашего больного есть связи с тамошними могущественными эрлами. И еще он пользуется любовью человека, которому служит, – коронованного монарха Шотландии.