– Это я виноват, сэр, – с сокрушенным видом продолжал Хейксвилл. – Выпустил злодея из виду. Мне бы погнаться за ним, сэр, но я дочел своим долгом приглядеть за капитаном. Тем более, сэр, что мистер Моррис выглядел не самым лучшим образом. Что не удивительно, сэр, поскольку горшок с нечистотами, как я уже говорил...

– Хватит, сержант! – оборвал его Гор. – Достаточно подробностей! Избавьте меня от деталей!

– Не по-христиански это, – бубнил Хейксвилл. – Не по-христиански. Не дозволено, сэр, бить офицера помойным горшком. Так сказано в Писании.

Полковник устало потер лицо. Дождь смягчил одуряющую жару, но не сильно. Дышалось тяжело. Может быть, чесотка всего лишь реакция на духоту? Он провел ладонью по животу. Не помогло.

– А с какой стати сержанту Шарпу нападать на вас, капитан? Тем более вот так, без какой-либо очевидной причины? Можете объяснить?

Моррис пожал плечами.

– Такой уж он мерзкий тип, сэр, – неуверенно сказал он.

– Этот Шарп, сэр, он с самого начала капитана невзлюбил, – поспешил добавить Хейксвилл. – И я так думаю, сэр, что он испугался. Решил, что капитан пришел за ним. Вернуть в полк, где ему и положено проходить службу, сэр, а не прохлаждаться на каком-то складе. Понятно, что возвращаться ему не по вкусу, сэр. Нашел тепленькое местечко, сэр, а про службу и забыл. Он всегда, сэр, искал, где послаще. Таков наш Шарпи, да. Возомнил себя выше всех. Занесся. Решил, что ему все дозволено. И деньжата у него откуда-то завелись. Не иначе как своровал или обжулил кого.

Последнее обвинение полковник оставил без внимания.

– Сильно пострадали? – спросил он Морриса.

– Ничего серьезного, сэр. Царапины да синяки. – Капитан смущенно заерзал на стуле. – Тем не менее дело подлежит рассмотрению в военном трибунале, сэр.

– Преступление налицо, сэр, – снова вмешался Хейксвилл. – За такое надо ставить к стенке, сэр. И да смилуется Господь над его черной душой, в чем я сильно сомневаюсь. У Бога небось и других забот хватает, кроме как тревожиться за душу какого-то презренного куска дерьма.

Гор вздохнул. Что-то подсказывало ему, что дело далеко не так просто, как преподносят его сержант и капитан, но факты вещь упрямая и с ними не поспоришь. Как бы там ни было и о чем бы ни умалчивали Хейксвилл и Моррис, сержант Шарп допустил оскорбление действием, ударил офицера, и ничто на свете не могло служить оправданием этого проступка. А значит, сержант Шарп должен предстать перед военным трибуналом и, по всей вероятности, быть расстрелян. А жаль, потому как полковник уже слышал немало хорошего о молодом сержанте.

– Я связывал с ним большие надежды, – грустно промолвил полковник.

– Много на себя взял, сэр, – проворчал Хейксвилл. – Думал, что раз подорвал мину в Серингапатаме, сэр, то ему уже и закон не писан. Возомнил себя героем. Надо бы ему крылышки-то подрезать, сэр, чтоб не заносился. Так сказано в Писании, сэр.

Гор бросил недовольный взгляд на сержанта, лицо которого в очередной раз обезобразил нервный тик.

– А что вы, сержант, делали при штурме города?

– Исполнял свои обязанности, сэр, – четко ответствовал Хейксвилл. – Исполнял свои обязанности. Тем всегда и занимаюсь, сэр, делаю что положено.

Гор удрученно покачал головой. Положение складывалось безвыходное. Если Шарп ударил офицера, он подлежит наказанию.

– Полагаю, его следует доставить сюда, – с тяжелым сердцем согласился он.

– Конечно, – пробормотал Моррис.

Полковник раздраженно нахмурился.