— Гости занимают уже места, и, если ты, коллега, не возражаешь, возляжем вместе.

Но Красс, шепотом беседовавший с Катилиной, не ответил. До слуха Помпея донеслись его слова:

— …сто тысяч сестерциев… пять с половиной процентов в месяц…

«Торгаш нигде не упускает случая, чтобы извлечь прибыль», — презрительно подумал Помпей и занял место рядом с Юлием Цезарем.

Увлекшись пением кифаристки, он не слушал Цезаря, который, придвинувшись к нему, что-то шептал. А гречанка пела, сопровождая строфы тихими звуками кифары.

— Прости меня, великий Александр, что я мешаю тебе слушать, — льстиво говорил Цезарь, сравнивая Помпея с Александром Македонским, — но я не могу не восторгаться твоими громкими победами! И в Испании, и в Италии ты совершил такие подвиги, что плебс, ожидая твоего возвращения в город Ромула, величал тебя вторым Марием…

Сравнение с Марием не понравилось Помпею, и он, не скрывая своего недовольства, тихо вымолвил:

— Не хотел бы я быть Марием, побежденным Суллою… Но поскольку ты поддерживаешь меня в народном собраний, я спокоен…

— Я маленький человек, — притворно вздохнул Цезарь, — нападая же на сулланцев и на законы диктатора, я расчищаю тебе, благородный Александр, путь к власти…

— Разве ты считаешь меня честолюбивым?

— Каждый муж, а в особенности великий, должен быть почитаем по заслугам… Только, конечно, не Лукулл: он обогащается, грабя провинции, ведет войны без разрешения сената, который терпит его своеволия и величает на заседаниях Александром Македонским… Бесспорно, подвиги Лукулла блестящи, но если бы ты был на его месте…

Глаза Помпея загорелись, щеки зарумянились. В одно мгновение в голове пролетела мысль: «В Азию, в Азию!» — однако он подавил волнение, вымолвив:

— Грабежи постыдны, и я удивляюсь, что Гай Веррее, сицилийский пропретор, остается безнаказанным… Подумать только — в три года он обратил население цветущей страны в толпу нищих!

— Ты ошибся, Александр! Популяры не молчат… Марк Туллий Цицерон обещал выступить в этом деле по просьбе представителей сицилийских городов… Сегодня я увижусь с ним и поговорю…

Помпей задумался.

— Видишь ли, друг, — сказал он, подняв голову, — Цицерон будет обвинять Верреса и откажется, по обыкновению, от вознаграждения, а Квинт Гортензий Гортал, конечно, получит сотни тысяч сестерциев… Не находишь ли ты, что Цицерону нужно что-то пообещать?

— Нет, нет, — поспешно возразил Цезарь, — Цицерон — муж бескорыстный, и это оскорбило бы его… Скажу тебе откровенно: он собирается на свой счет отправиться в Сицилию за доказательством виновности Верреса…

Подошел Красс и, возлегая рядом с Помпеем, тихо сказал:

— Амфитрион не дает мне покоя…

— Неужели просит денег? — спросил Помпей.

— Не просит, а требует! И я обещал, потому что — клянусь богами! — никогда не был расчетлив…

Цезарь и Помпей переглянулись. Но Красс, не замечая удивленых взглядов, продолжал:

— Опираться на плебс, поддерживать популяров и ладить с ними — это хорошо, и Катилина, кажется, чтото замышляет… Боюсь только, как бы его действия не вызвали потрясения республики! Впрочем, не так беспокоит меня Катилина, как Цицерон…

— Цицерон? — вскричал Помпей. Красс исподлобья взглянул на него.

— Разве не знаешь, что Цицерон решил обвинять Верреса?.