С той поры он ни дня не оставался дома. С утра до вечера торчал в бильярдной. Мама приходила в отчаянье: Славка дышал прокуренным воздухом, Славка слушал неподходящие разговоры. Славка мог простудиться на подоконнике, потому что от окна дуло.

Мама не знала, что, следя за игрой, Славка почти не дышал, разговоров не слышал и холода не чувствовал. И не видел людей. Только шары. Движение жёлтых шаров завораживало Славку. В этом движении были строгие законы, разгадывание которых приносило радость. Он научился безошибочно чувствовать, куда и как разбегутся шары, ударившись друг о друга.

Может быть, поэтому Славка легко угадывал и другое: куда отскочит брошенный в забор камень, как взлетит под напором ветра воздушный змей, куда ляжет сорвавшийся с дерева лист и попадёт ли в цель стрела, пущенная из самодельного лука. Всё подчинялось законам инерции, скольжения и рикошета, законам жёлтых шаров.

И когда Славка в школе познакомился с наукой математикой, цифры и числа в задачах тоже показались ему жёлтыми шарами.

Но это было потом. А тогда в клубе Славку невозможно было стащить с насиженного места на подоконнике. Редкие часы, когда бильярдная пустовала, были для Славки тоскливыми часами. Он сидел, сиротливо съёжившись, и уныло глядел на лиловое суконное поле. По сторонам почти не смотрел. Поэтому лишь случайно и далеко не в первый день он заметил на тускло-зелёной стене картину.

Обычно картина висела в тени, а в тот раз на неё падали лучи. На картине было лунное море. Сама луна скрывалась за светлыми облаками, но её лучи пронизывали воздух и рассыпали свет по высоким волнам. Среди волн шёл двухмачтовый парусник. Несмотря на волны, он шёл ровно и спокойно. У него были сплошь дырявые паруса, и сквозь них виднелось небо, но всё равно он шёл уверенно.

В этих рваных и гордых парусах, в этой уверенности маленького судна была загадка. Какая-то заманчивость и притягательная сила. Была в лунном неспокойном просторе музыка — совсем непохожая на строгую ударную музыку костяных шаров.

Славка молча привёл за руку слегка испуганную маму и только тогда шёпотом спросил:

— Это что?

— Это бриг «Меркурий». Копия картины художника Айвазовского. Что тебя испугало?

Славка досадливо поморщился. Его ничего не испугало. Просто он не хотел говорить громко, когда рядом тайна.

— Почему рваные паруса?

— Кажется, после боя. Это наш русский корабль, он сражался с турецкими кораблями. Их было много, а он один, но он победил.

— Где он сражался?

— На Чёрном море… Славка, я не помню точно, я же не историк.

— Что такое «бриг»?

— Ты же сам видишь — корабль…

— Нет, почему он «бриг»?

— Ты меня уморишь, — сказала мама.

Она не понимала! У Славки отозвалось в душе звучание когда-то слышанных и забытых морских слов: «Бриг… брег… регата… фрегат… навигатор…» Это были слова про одно и то же. Про что-то загадочное, связанное с этим лунным морем.

А где их разгадка?

— Ну почему «бриг»? — повторил он, потому что не умел сказать иначе о своей непонятной тревоге.

Мама вздохнула.

Она повела Славку к себе в библиотеку. Там, на задних полках, она отыскала две старые книги, которые назывались «Морской словарь».

— Если хочешь, читай и разбирайся. Не маленький уже, через месяц в школу.

Она объяснила ему, как искать по буквам нужные слова.

Слово «бриг» Славка нашёл быстро.