|
А Таргитай, вернувшись с новой охапкой хвороста, сказал светлым мечтательным голосом: - Старшие братья младших обижают, обижают, обижают... но потом пряники, принцессы и царства достаются младшему брату! Он сказал так убежденно, верил, что Мрак в воспитательных целях тут же взмахом длани отправил бога снова за хворостом. Жизнь - не его сладкие песни, не мечтания ленивого, ее не слагают, лежа на печи, не лепят, как волхвы свои горшки, а куют в огне и крови. - Ладно, - сказал он с отвращением. - Вроде бы ни топора, чтобы роняли друг другу на ноги, ни ножа порезаться... Правда, в костер могете попадать... Ладно, авось, сумеете выскочить в нужную сторону. - А какая нужная? - спросил Таргитай простодушно. Увидел лицо Мрака, поспешил повернуться к волхву, тот любит говорить о своем высоком. - Олег, а к чему, если правая ладонь чешется? - К деньгам, - буркнул Олег. - А если левая? - Битым будешь. - Уж ты! А если чешется спина? - Под дождь опадешь. - Здорово. А если чешется нога... Олег ответить не успел, Мрак рявкнул: - Помылся бы, и все делы! Таргитай виновато съежился: - Пробовал, не помогает. Через месяц-другой снова чешусь. Мрак оскалился зубы, на глазах превратился в волка, даже не пришлось грякаться оземь, дико посмотрел на горло Таргитая, облизнулся сладострастно, потом с великим усилием отвел взор, отряхнулся, словно выбивал остатки человечьего духа. Пасть была широка, там словно полыхал огонь, а обрамляли багровый страх белые ножи зубов. Изгои с холодком по коже наблюдали, как могучий зверь одним прыжком перемахнул костер, не все лесные звери страшатся огня, на той стороне поляны словно бы что-то шелестнуло, но все, что услышали, это медленно падающий листок с вершины дерева, что цеплялся за ветки, стараясь задержаться, медленно сползал по шершавой коре дерева, стукался черенком, шелестел по-осеннему влажно и оранжево. Глава 8 Куча хвороста была велика, не куча - гора, до ночи хватит, и Таргитай, поколебавшись, вытащил дудочку. Олег поморщился, но лишь стиснул челюсти. Когда дударь занят своей палкой с дырками, тогда не ноет, что мрет с холоду, что слабый, что есть надо каждый день, не пробует подольститься, заводя разговоры о высоком. Олег сходил к коням, те мирно объедали кусты поблизости, проверил путы, вернулся, но перед глазами маячит только Таргитай, при одном взгляде на которого чувствовал, как в груди вздымается черная злость, даже ненависть к этому лодырю, этому тупому, как валенок, человечишке, что как-то сумел... нет, которому выпала странная и дикая удача... и который не знает, как распорядиться, не умеет и никогда не сумеет! Таргитай хлопотал у костра, без нужды совал прутиком, раздвигая горящие угли, выкладывая их ровным полем, чтобы давали сухой устойчивый жар. Обычно он засыпал над костром, но сейчас суетился, искательно заглядывал сердитому Олегу в глаза, заискивал, чувствуя недовольство друга, который старше всего на две весны, но гоняет его почище родителей. Олег поморщился, чувствовал боязнь и неуверенность дудочника, в груди слегка кольнуло чувство вины, Тарх не понимает, за что его так, но превозмочь себя не мог, буркнул: - Будем спать. Таргитай сглотнул голодную слюну: - Ты спи, спи! Я подожду Мрака. - Под твою дудку заснешь! - Тогда думай о высоком, - предложил добрый Таргитай. |
