|
Но окончательно исполнилась она решимости, пока миссис Герет все дальше углублялась в садовые заросли, все-таки оттого, что, даже находясь на расстоянии от дома и тем более от гостиной, смотревшей на другую сторону, она словно наяву видела молодого человека, оставшегося наедине с многочисленными источниками своей боли. Она представляла его простодушный взгляд, устремленный на отнятые у него гобелены, слышала его тяжелые шаги по отнятым у него коврам и его прерывистое дыхание. И она пошла к нему без промедления.
Глава 8
— Я хотел видеть вас, — сказал он, когда она возникла перед ним в гостиной, — потому что слыхал от кучера, который вез меня от станции в гостиницу, будто вчера он доставил вас сюда. Мы разговорились, вот он и обмолвился.
— Так вы не знали, что я здесь?
— Нет. Знал только с ваших слов в тот день, что в Лондоне у вас масса дел; да и Мона почему-то вообразила, что после свадьбы сестры вы останетесь с отцом. Я думал, вы так у него и живете.
— Все верно, — ответила Фледа, несколько приукрашивая обстоятельства своей жизни. — Я здесь ненадолго. Но не хотите ли вы сказать, что если бы знали о моем визите к вашей матушке, то не приехали бы?
Оуэн не сразу ответил на ее вопрос, и оттого вопрос этот прозвучал, вопреки ее намерению, излишне игриво. Собственно, никакого осознанного намерения у нее и не было, кроме как держаться строго в рамках данного ей поручения. Она и сама уже догадалась, что, какие бы новые испытания он для себя ни предвидел, она в его планах оказалась элементом непредвиденным. Его приготовления были совсем иного свойства — например, сперва предусмотрительно заехать в гостиницу и плотно пообедать. Никто не заставлял его «спрашивать мисс Ветч», но она вдруг ощутила в себе сейчас, в его присутствии, настойчивое желание дать почувствовать, что бояться ему нечего. Она могла бы, как говорится, «расстроить» его, но она ни за что бы не воспользовалась своим преимуществом. Она еще не встречала человека, с которым ей бы хотелось держаться, как с ним, легко и непринужденно, со всей сердечностью. Когда же в ответ на ее вопрос он взялся излагать обстоятельства своего появления, стало очевидно, что он и правда не приехал бы, если бы знал, что она здесь; иначе — разве ей это не ясно? — он прежде написал бы ей. Предоставил бы самой вместо него разбираться с маменькой.
— Это избавило бы меня от… в общем, избавило бы. Разумеется, для меня лучше объясняться с вами, чем с ней, — добавил он в порядке неуклюжей любезности. — Когда возница рассказал мне про вас, я сразу за это ухватился. По правде сказать, я не горю желанием видеться с maman, вот уж нет. Если она думает, что мне все это в радость!.. — Он негодующе вздохнул. — Я и приехал только потому, что так, по-моему, лучше, чем иначе. Просто не хотел давать ей повод говорить, что поступаю непорядочно. Вы, конечно, знаете, что она забрала с собой всё — ну если не совсем всё, то уж точно гораздо больше, чем можно было бы помыслить. Да вы же сами видите: она полдома вывезла! Впихнула сюда столько, сколько смогла… вы же сами видите!
Речь его, как и раньше, изобиловала отнюдь не риторическими повторами, беспомощными призывами подтвердить очевидное; но он ощутимо изменился, как показалось Фледе, — даже если перемена коснулась только его обычно ясного лица, теперь омраченного и даже почти подурневшего от бесчисленных мелких примет страдания. Так выглядит пригожий малый, у которого отчаянно разболелся зуб — причем впервые в жизни. Главная его беда, догадалась она, в том, что он прежде не знал ни забот, ни хлопот: он никогда не сталкивался с трудностями; он привык легко, с ходу брать любые препятствия, и мир его от начала до конца был миром, в котором лично для него не было ничего невозможного; и хотя вокруг этого мира лежало унылое предместье, ему туда забредать не доводилось — в грубой, худо освещенной местности он, очевидно, тотчас заблудился. |