И поднялась с дивана.

— Вам незачем извиняться. — Он также встал на ноги. — Это случилось два года назад, раны уже не так кровоточат, как раньше, но все равно больно. Особенно Аве, она считает, что мать ее предала. Но вы-то тут при чем?

Кивнула, борясь с подступающими слезами.

— Я понимаю Аврору. Мои близкие тоже оставили меня. Еще раз простите.

И рванула к выходу, позабыв о мнимой слабости и головокружении.

— Я провожу вас, — заявил Матвей решительно.

Возразить не хватило духу. В коридоре мы столкнулись с девочкой, которая несла поднос с разрезанной пиццей.

— Ава, я скоро вернусь, только провожу Нику.

Дочь широко-широко улыбнулась.

— Хорошо, папочка. Спокойной ночи, Ника!

— И тебе, Аврора.

В лифте я украдкой рассматривала объект своей слежки. Чтобы не думать о самоубийстве его жены, строила догадки, почему она вышла за него замуж. Не красавец же. Высокий, костлявый, с ярко выраженным кадыком и длинным тонким носом, острыми скулами. Красивыми можно назвать только руки с длинными пальцами — руки хирурга или пианиста, да глаза синие, как полевые васильки. А так сплошные углы и худоба.

Получается, жене понравилась его душа? Или же комфортная жизнь, что он мог ей обеспечить? Нет, Вика… Виталина была не такой.

У двери моей квартиры мы распрощались.

Вопреки пожеланию Авы ночь выдалась неспокойной. Я вспоминала прошлое, ругала себя за несдержанность с объектом и думала, думала, думала… Забылась пугливым сном под утро, чтобы в семь встать по будильнику.

Стоя у окна и вдыхая аромат крепкого кофе, наблюдала, как подъехавшее в восемь тридцать такси забрало Ивановых. Мужчина наверняка перед работой отправится в супермаркет, чтобы узнать, что видеокамеры загадочным образом не сохранили ночное происшествие и личность вандала установить нельзя. Но прежде подбросит дочь к Дому творчества, где она будет заниматься рисованием и музыкой до обеда.

Переодевшись в спортивный костюм цвета морской волны и набив карманы необходимыми для диверсии амулетами, я покинула квартиру.

Спустилась на первый этаж по лестнице — размялась и заодно убедилась, что никто из соседей не стоит на площадках, не курит и не болтает с друзьями. У дверей квартиры объекта сделала глубокий вдох и активировала сразу два амулета. Громко щелкнули замки бронированной преграды, открываясь. Сигнализация молчаливо показывала, что все в порядке, и реагировать на чужака она не будет. И все же я вошла, надвинув пониже глубокий капюшон — не хотелось погореть из-за мелочи.

Оказавшись внутри маленькой крепости, отправилась сразу в комнату девочки. Чистота и порядок, как и во всей квартире, здесь соседствовали с творческим разгулом — стены увешивали рисунки в рамках и без, приколотые булавками или приклеенные кусочками скотча прямо к обоям. На туалетном столике лежала расческа с длинными черными волосками. Руками, затянутыми в латексные перчатки, собрала все до одного и поместила в пакетик с застежкой.

Быстро пройдя по кухне, перешла в кабинет, где я вчера отлеживалась после стресса. Аккуратно осмотрев рабочий стол, но не рискнув включить компьютер, пошарила в книжном шкафу. Бинго! Альбом с обычными, не электронными фотографиями нашелся среди детективов. Вытащив две понравившиеся карточки, вернула его на место.

Последней стала спальня объекта. Облазив ее вдоль и поперек, на полу одежного шкафа, в коробке из-под кроссовок, нашла занятную вещь — дневник Матвея. На треть заполненная толстая тетрадь обрывалась датой полугодовой давности. Вероятно, ему надоело поверять свои мысли бумаге или же избавился от негатива, который выказывал лишь на страницах.