За спиной у Томаса послышался стук в дверь – настолько неожиданно, что оба вздрогнули как два схваченных с поличным заговорщика. Чтобы дверь открылась, Томас посторонился и в следующую секунду мертвенно побледнел: на пороге стояла мать.

Отец весь подобрался; встал, выпятив грудь.

– Ступай же, Томас, – метнул он глазом на дверь. – Добудь честь. Не посрами себя и своего семейства.

– Останься, Томас, – властным холодным голосом велела мать.

Зажатый будто в тисках, младший Перси замешкался, но затем, упрямо нагнув голову, проскользнул мимо матери и порывисто зашагал прочь.

Наедине графиня Элеонор Перси резко повернулась к своему мужу:

– Я вижу, твои стражники и солдаты спешно вооружаются, скрывая цвета Перси. А теперь еще и мой сын проскакивает мимо меня с поджатым хвостом, как отведавшая плети дворняга. Видя все это, позволю себе спросить: что ты нашептывал ему на этот раз, Генри? Какие козни опять затеял?

Граф Перси сделал глубокий вдох, не скрывая торжествующего тона.

– Так получается, ты не подслушивала под дверью, как дворовая девка? – весело изумился он. – Я прямо-таки удивлен. А насчет того, что я затеял, – не твоего ума дело.

С этими словами он попытался протолкнуться мимо во внешний коридор. Но не тут-то было: Элеонор встала на пути и в попытке остановить уперлась мужу рукой в грудь. Граф на это грубо сгреб ее пальцы пятерней и сжал так, что женщина вскрикнула. Он стиснул еще сильней, другой рукой удерживая ее за локоть.

– Прошу тебя, Генри, – страдальчески выдавила Элеонор. – Моя рука…

Он сжал еще, отчего женщина поперхнулась воплем. В коридоре граф Перси завидел спешащего на крик слугу и свирепо пнул створку, чтобы дверь захлопнулась. Хнычущую жену он согнул чуть ли не вдвое, продолжая стискивать ей ладонь и руку над локтем.

– Сделал я не более, чем твои Невиллы сделали б со мной, будь на то их воля, – с елейной нежностью пел он ей на ухо. – Ты думала, я допущу, чтобы твой брат поднялся над домом Перси? Канцлер, а теперь еще и советник герцога Йоркского угрожает всему, что я собой являю и что вынужден защищать. До тебя это доходит? Тебя я взял, чтобы ты произвела мне сыновей, плодородная невиллская невеста. С этим ты справилась. А теперь не смей ни единого вопроса задавать мне о том, что делается в моем доме. Ты поняла? Ни е-ди-но-го!

– Пусти. Ты делаешь мне больно, – корчась от гнева и боли, тем не менее упорствовала Элеонор. – Ты видишь врагов там, где их нет. А напускаясь на моего брата, Генри, ты обрекаешь себя на смерть. Ричард убьет тебя.

Негодующе крякнув, граф Перси с веселой злой легкостью приподнял и швырнул жену через комнату, где она распласталась на полу, и, прежде чем она успела подняться, навалился сверху – весь лиловый, натужный – с бычьим ревом раздирая на ней неподатливое платье и обнажая кожу. Дергаясь от рыданий и судорожных усилий, женщина пыталась высвободиться, но граф в гневе был адски силен и, невзирая на красные царапины от ногтей на своих руках и лице, одной рукой прижимал жену к полу, а другой выдернул из штанов ремень и, сложив в короткую плеть, размашисто ударил им по изысканной белизне спины Элеонор.

– Не смей… так… со мной… говорить… в моем… доме, – раздельно и зло приговаривал он, нанося хлесткие удары, такие же громкие, как всплески ее стенаний. В комнату никто не входил, хотя усердствовал Перси достаточно долго, пока жена наконец не смолкла и не перестала сопротивляться. Из длинных набрякших рубцов сочилась кровь, окропляя тонкую ткань одежды; Перси хлестал уже реже, с отдышкой, делая перерывы на то, чтобы смахнуть с носа и лба крупные бисерины пота прямо жене на кожу.