И вместе с тем пришло осознание горькой истины. Теперь он мог многое… и ничего. Только дикое, неконтролируемое извержение мощи, хранящейся в Чаше, было ему подвластно, да еще те знания, какими владел он раньше, когда был человеком. А Магистру хотелось большего.

Сейчас, когда проклятая девчонка лишила его плотских желаний, у Берга осталась одна страсть — месть. Месть не столько ей, возомнившей себя знатоком древнего колдовства, с ней он рассчитался сполна, месть всем этим людишкам, гномам, эльфам — всем тем, кто так или иначе встал тогда на его пути. А уж потом, когда эта месть свершится, можно будет подумать и о наведении порядка в этом мире.

Магистр должен вернуть себе живое тело. Но сделать это было непросто…

Древние летописи одна за другой проплывали перед его мысленным взором, но в них он не находил того, что открылось ему в огненном аду, когда неведомый металл, пузырясь, стекал по его левой руке.

Чаша… Ее первородная, не поддающаяся контролю энергия нуждалась в другой силе, организующей и направляющей. Говорят, самому Торну было непросто сладить с этим артефактом, творцом которого он не являлся, но, будучи всего лишь одним из владельцев в длинной цепи, Великий Торн сумел обуздать мощь Чаши, использовав Трон. Только сочетание Трона и Чаши позволяло в полной мере управлять магической силой этого мира, лишь жалкие крохи которой доставались обычным магам, правда, считающим себя великими.

Чем был на самом деле этот Трон, не знал никто — ни писанные эльфийскими рунами задолго до появления на этих землях первого человека летописи, ни духи стихий, не раз вызываемые Магистром, ни сама Чаша. Но Трон существовал, и он не был изъят богом из этого мира, ибо лишь Трон мог обуздать порывы энергии, изливавшейся из Чаши. Берг знал, что Трон Торна был пущен в дело по меньшей мере дважды — уже после того, как сам его хозяин покинул этот мир. Те времена, когда Сила, управляемая Чашей, вырывалась наружу, назвали впоследствии годами бешеного солнца, породившими чудовищ, многие из которых до сих пор сохранились в дальних уголках Империи. Но годам бешеного солнца пришел конец, когда что-то не менее сильное, чем разбушевавшийся артефакт, сумело обуздать его мощь. Берг был уверен, что именно благодаря Трону Торна мир не превратился тогда в выжженную, безжизненную пустыню.

Он хотел найти Трон. Магистр верил… нет, он твердо знал, что, совместив силу Трона и Чаши, сможет не только вернуть себе прежнее тело — он сможет все. Все, что захочет. Он сам станет богом, ни в чем не уступающим тому, что когда-то правил этим миром.

Тарсис сидел неподвижно, сопровождая немигающим взглядом каждое движение господина. Эта поза, ставшая бы очень скоро для любого невероятно утомительной, ничуть его не беспокоила. Как и его Магистра, Тарсиса мало волновали удобства — существовало лишь одно, что могло вывести его из равновесия. Голод.

Он вспомнил уже в который раз ту проклятую ночь… ту благословенную ночь, когда впервые познакомился с господином.

Голод терзал его, ломая волю, сжигая остатки инстинкта самосохранения, лишая разума. Голод гнал его к ближайшему жилью, и Тарсис, прекрасно понимая, что для него это смертельно опасно, все же тяжело взмахивал крыльями, направляя свой полет к одинокому хутору, что стоял в паре лиг от крошечного, ничем не примечательного городка. Сунуться в город сейчас для него было смерти подобно.

А ведь еще четыре дня назад он, Тарсис, мог считать себя довольно счастливым вампиром. Уютный домик, в котором можно было пережидать неприятное время, когда на небе вовсю сияет жгучее солнце. Немного денег, вполне, впрочем, достаточно, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь. Ученик, глядящий ему в рот и внимающий каждому слову.

Конечно, если бы он прятался в своем домике в течение всего светлого времени суток, рано или поздно какой-нибудь обормот заметил бы это, а там уж недалеко и до истины докопаться.