Месяца два папа служил в компании по перевозкам агентом и бухгалтером, а я пас скот в соседнем городке штата Невада. Оттуда мы двинулись в Пиоче, крутой городок золотоискателей во времена бума, где хозяйничал Морган Куртни — злобный, раздражительный мужичина, который только и искал, как бы затеять ссору. Папа устроился там кассиром в банк, так как его предшественнику пришлось уехать на похороны в Солт-Лейк или куда-то там еще, а меня взяли мыть посуду в местном кабаке.

Вот так мы пересекли почти всю страну: от Плейсервилла в Калифорнии до Канзас-Сити в Миссури, останавливаясь в Форт-Уорте, Форт-Гриффине, Санта-Фе и Сильвер-Сити, а затем назад в Додж и Янктон.

Где же я видел коричневые пакеты в последний раз? В Юреке папа хранил их в сейфе компании. Помню, перед самым отъездом мы заскакивали туда за ними. И когда он работал кассиром, я видел, как папа надевал свою кожаную сумку, когда мы уезжали из Доджа. По-моему, я видел их у папы и в Кит-Карсоне.

Джорджтаун! Здесь воспоминания о пакетах резко обрывались. После того как мы остановились в отеле «Париж», я их больше не замечал. Папа дружил с владельцем «Парижа», французом, и частенько болтал с ним по-французски. А однажды он даже сказал мне: «Луи Дюпаю можно доверять. Он трудный и упрямый, но его нельзя ни купить, ни заставить изменить свои убеждения. Я бы доверил ему свою жизнь».

Значит, они там!.. Скорее всего.

И что это мне дает? Ни-че-го. Джорджтаун на другом конце страны. Добраться туда сейчас дело почти безнадежное. Да еще со свирепой ищейкой на хвосте…

Тут мне пришла совершенно новая мысль, нелепая, сумасшедшая мысль, которая прочно застряла в голове. Частично потому, что мне казалось, там в диких местах у меня будет перед ним, Янтом, явное преимущество. Еще никто не пробовал перейти через эти горы зимой. Там наверху перевалы нередко покрыты снегом толщиной футов в двадцать пять — тридцать пять, и холод, лютый холод.

Но к западу и югу отсюда лежала пустыня. Вот мне и подумалось: не лучше ли двинуться на запад прямо в пустыню, найти там местечко, где есть источники, — а там они есть, я знаю — и сбить его со следа. Да, на словах все просто, но уверенности, что справлюсь, я не имел. И Феликс Янт не лыком шит.

Снова накинув свою новую дубленку, я спустился вниз. Ну а куда еще в такую-то погоду?

Тереза бросила на меня пристальный взгляд и заулыбалась.

— Выглядишь просто отлично, Кирни, — заметила она. Боюсь, мое лицо залила краска удовольствия и смущения. — У нас есть горячий суп, — продолжила Тереза. — С мясом, овощами…

— О, это то, что надо, — довольно согласился я.

И тут меня осенила еще одна идея — делать ноги отсюда надо не раньше полудня, а то и позже. Ведь обычно уезжают как можно раньше, чтобы побольше проехать при дневном свете. Для Янта такой поздний отъезд оказался бы полнейшей неожиданностью и, возможно, сбил бы его со следа. Во всяком случае, на какое-то время.

Скорее всего, вряд ли, но идея стоила того, чтобы ее получше обмозговать. Я уже несколько раз заглядывал на конюшню, убедиться, что с моим конем все в порядке, значит, надо заскочить туда еще разок после обеда — пусть Янт привыкает.

Суп оказался на самом деле хорош. Но случайно выглянув в окно, я увидел Тобина Уэкера и Дика. Они въезжали в город. Ни судьи Блейзера, ни четвертого с ними не было.

Я чуть не вскочил со стула, но тут же передумал: эту тарелку супа я бросить не мог — когда еще мне доведется отведать такого. Но глаза не отрывались от Уэкера и Дика. Вот они подъехали к салуну и тяжело слезли с лошадей. Видок они имели еще тот. Даже Уэкер, такой здоровый, толстый, и тот пошатывался, когда слезал с седла. Наверное, им пришлось несладко.

Они скрылись за дверями, а я доел свой суп.