– Я позабочусь о том, чтобы подобного в моей епархии больше не происходило, – мертвым голосом ответил его преосвященство, мрачно глядя в пространство перед собой.

    – Тогда всего вам доброго, – снова поклонился старый мастер и покинул розовую гостиную вместе со своими сопровождающими.

    Архиепископ долго сидел молча. Его колотило от ненависти. Только Мать-Церковь вправе решать, кто будет рабом, а кто свободным! Только Мать-Церковь! Никак не эти… колдуны. Ничего, подождите немного, господа хорошие, вскоре вы уплатите по всем счетам. В десятикратном размере. Кровью своей уплатите. Наплачетесь. Если бы кто-нибудь сейчас увидел его преосвященство, то шарахнулся бы в сторону – церковный иерарх походил в этот момент не на человека, а на самого Владыку Бездны.

    16. Рождение мечей

    Жара стояла удушающая, четыре больших горна нагревали воздух в кузне так, что вошедшему могло показаться – он в аду. Грохот молотов, смешивающийся с шумом станков из расположенного неподалеку цеха, давил на уши, у непривычного человека вскоре разболелась бы от него голова. Между четырьмя наковальнями прохаживался обнаженный по пояс мастер-кузнец. Только кожаный фартук скрывал его могучий торс. Он внимательно следил за учениками, кующими картаги, стараясь не дать никому из них испортить заготовки. Особенно внимательно кузнец наблюдал за скоморохом, ведь белых заготовок больше нет – если испортить эти, потеря будет невозвратной. За прошедшие два с половиной месяца ученики научились кое-чему, уже вполне могли ковать самостоятельно несложные вещи. Но доверить им доводку призрачных мечей без присмотра никто не решился бы, поэтому неподалеку постоянно находился кто-нибудь из опытных кузнецов. Особенно теперь, когда осталась самая тонкая работа. Еще каких-то две недели – и ученики покойного горца обретут картаги. Совсем недолго осталось.

    Санти несильно стучал небольшим молотком по кромке раскаленного до белизны лезвия одного из мечей, в то время как второй разогревался в горне. Пот заливал глаза, но вытирать его было некогда. Мало кто из прежних знакомых узнал бы в этом довольно высоком, мускулистом парне рыжего скомороха, не дававшего жизни всему Тарсидару. Юноша изменился разительно, вытянулся больше, чем на голову, плечи раздались вширь, в зеленых глазах появилась спокойная уверенность в своих силах. Только шапка курчавых, непокорных, огненно-рыжих волос осталась прежней. Они не поддавались никакому гребню, и скоморох давно махнул на это бесполезное дело рукой, даже не пытаясь привести свою копну в порядок. Втайне он завидовал прямым каштановым волосам Энета, не говоря уже о роскошной черной гриве Тинувиэля.

    – Как у вас тут дела? – раздался из-за спины голос императора, но Санти не позволил себе отвлекаться, продолжая формировать режущую кромку.

    – Здравствуй, твое величество, – ответил мастер-кузнец. – Неплохо, ребята справляются пока. Осталось, правда, самое сложное.

    – И тебе привет, Верен. Рад видеть. Ничего, справятся, не они первые, не они последние.

    – Белые мечи никто еще не ковал, – почти неслышно возразил кузнец, кивнув на потного скомороха. – Испортит, что делать станем?

    – Не думаю, что эти заготовки вообще можно испортить, – отмахнулся император. – Я слышу их пение. Они живые, Верен. Уже живые.

    – Вот как? – задумчиво покивал тот. – Тогда ладно. А остальные?

    – На грани пробуждения. Особенно – мечи Мудрости. Следом пойдет Ярость. Последней – Жизнь.