Было легко поверить, что находишься среди настоящих облаков в бушующем шторме, но на деле вспышки лишь были особенностью новой необычной встреченной нами формы жизни. Когда это нечто впервые приблизилось к нам достаточно, чтобы его рассмотреть, наши мнения разделились. Это походило одновременно на медузу, и в то же время на растение, и на гриб. Но разве может все вышеперечисленное спокойно парить в воздухе, раз в несколько минут мерцая белесым светом?

Великий отец промолчал, ничего не сказав о нашей находке, и пришлось удовлетвориться тем, что существа были инертны и игнорировали летящий по воздуху кусок металла.

Спустя примерно час мы прибыли на место, которое Сайрис назвал словом «станция». Это был маленький медный дом, стоящий на медных ножках, утопавших где-то далеко внизу, в облаке серой пелены. Кроме него и бесконечной серости во всех сторонах мира, включая верх и низ, тянулись клубы дождливых облаков.

Металлическая комната въехала внутрь станции, и ворон повернул меч внутри механизма, используя оружие, как рычаг.

Внутри было пусто и мрачно. По крыше барабанил бесконечный дождь, легко просачиваясь внутрь и падая на голову ворону. Сайрис бегло обшарил помещение и сунул в карман несколько непонятных медных частей механизмов, разбросанных по полу.

Не найдя больше ничего ценного, он попросил у меня на время волшебную веревку и с ее помощью подцепил край медной полосы, уходившей далеко за пределы дома в облаках. На ум пришло воронье слово «монорельс».

— Это вместо полетов? — спросил я от скуки.

— Магнитный лифт сорамин ставили очень редко. Для этого нужно много, как вы говорите, силы молний. Поэтому большую часть вороньих троп Подземья — это наземные рельсы или подвесной монорельс. Кстати, еще большой вопрос, на чем эта вся конструкция держится. Маловато подпорок.

Похоже, к концу своего ответа он уже забыл, что отвечал на вопрос и начал читать лекцию о технологиях древних ворон. Погрузившись в любимую тему, он уже не нуждался в живых собеседниках. Достаточно и фактического присутствия обреченных ушей. Пожалуй, я бы даже порадовался этому, если б он не переходил вскоре на нечто, лишь отдаленно напоминавшее общий язык.

Глухо столкнувшись и заскрипев, наша вагонетка с крышей двинулась вперед в еще более медленном темпе, казавшимся теперь черепашьим в сравнении с недавним полетом от острова к станции. Но даже так спустя еще час пути серое пространство вокруг нас начало стремительно темнеть, и перед нами выросли скалы Подземья. Титанические зубья сталактитов и сталагмитов, напоминали вздумавшим грезить о полетах мечтателям, что они по-прежнему находятся глубоко под толщей земли и камня обледеневшей планеты.

Все чаще стали встречаться огромные каменные колонны, опускавшийся все ниже к нам потолок. За новый час пути в болтавшейся на медном монорельсе вагончике пейзаж за разбитым окном изменился до полной неузнаваемости.

Больше никаких серых облаков небыло, они медленно сходили на нет, покуда не исчезли вовсе. Теперь мы отчетливо могли видеть и верх, и низ пещеры, и крыша вагончика начала высыхать.

Все пространство под нами, свободное от сталагмитов и цельных пластов камня было заполнено водой. Но эта вода была совсем иной — спокойной, лишенной течений, запахов и звуков жизни.

Место казалось покинутым растениями и животными. Лишь пару раз я улавливал плеск рыбы под нами. Вода была прозрачной, и сквозь нее можно было рассмотреть далекое дно, лишенное растительности.

Стало меньше и света. Никаких корнецветов здесь не было, и ничего на замену им не нашлось. О том, чтобы зажигать огни и привлекать внимание никто даже не заикнулся. Сквозь воду я не мог читать запахи, а звуков здесь ничто не издавало. Даже привычного ритма капель, что обитает почти везде.