Она промчалась отделяющие ее от умирающего сына мили с такой скоростью, что рассказы ее вынужденного эскорта о том, что фея Моргана улетела от них по воздуху, не выглядели сказкой.

Рана гноилась, Мордрет метался в жару — ему достался хороший удар. В этом приблуде, — а кто-нибудь знает, где находится Бенвик? — Ланселоту не откажешь, он умеет не только баб портить…

Неся у ложа сына бессменную вахту, Моргиан жалела, что и впрямь не обладает такими способностями, как ей приписывают: она бы точно воспользовалась ими, что бы снести одну хорошенькую головку и еще несколько не в меру ретивых, решивших поймать королеву на горячем.

Возможно, убеждала себя Моргиан, их ничего не связывает, кроме крови в жилах, возможно, он ненавидит и презирает ее, но она не могла позволить ему умереть, если была в силах что-то сделать…

Как же она боялась того момента, когда он очнется! Моргиан измучила себя гадая, что он скажет ей после стольких лет молчания. А правда оказалась проще и страшнее…

Мордрет был просто потрясен, увидев рядом с собой эту женщину — ту, которую он меньше всего мог ожидать…

За прошедшие годы она не то чтобы постарела, но как бы поблекла. А на лице застыли усталость и тревога… А еще она плакала. Сейчас, пока никто не видит — тихо, молча, без криков, как тогда, над телом Акколона. Просто слезы сами текли по щекам, но вот Моргиан спохватилась, промокнула их пальцами и поднялась — Мордрет ощутил у себя на лбу ее ладонь, потом губы…

— Хорошо, хоть жар спал… — пробормотала Моргиан.

Он вспомнил: он в монастыре, куда его отвез Гавейн, после свалки в опочивальне королевы. Он ранен, и ранен серьезно…

И с изумлением он понял, что она все время была с ним, выхаживала его! Не важно, как она узнала о случившемся и как нашла его — она приехала… Сколько раз — давно, еще в детстве, — он мечтал о чем-то подобном, а сейчас просто не смел, не умел верить даже собственным глазам.

— Матушка? — выдохнул он, снова устремляя взгляд на проверяющую питье женщину.

— Слава тебе, Керидвенн! — облегчение ее было почти осязаемым.

Моргиан как-то жалко улыбнулась ему, и тоска в ее глазах — одинаковых у них обоих — была такая, что Мордрет начал подниматься…

И повалился обратно, задохнувшись от боли, вызванной неловким движением.

— Мордрет! — она тут же оказалась еще ближе, рассеяно приговаривая, — Потерпи, сынок… Я сейчас! Потерпи…

Мордрет лежал, прислушиваясь к осторожным прикосновениям, и ему хотелось смеяться и плакать одновременно.

Моргиан получила ответ сразу на все свои вопросы, даже те, которые не решалась задать и себе. Ни презрения, ни ненависти не было в глазах ее сына, но каким же горьким стало отразившееся в них удивление!

Так очевидно было, что он не ждал не только ее появления, но и вообще участия к нему, и в первое мгновение — от слабости ли, от изумления — не смог скрыть, как тронут. Осознание пришло в один миг, и Моргиан готова была биться и выть подобно зверю, оплакивая самую большую свою ошибку.

Да, она помнила его открытым веселым ребенком. Да, для нее прошло лишь несколько месяцев. Оставив Моргиас пятилетнего малыша, она не была готова встретиться с недоверчивым юношей, слишком гордым, что бы просить о том, в чем ему отказывали, как бы страстно он того не желал…

Мордрет… как и все, она судила поверхностно о нем, и не подозревая что он способен на глубокое и преданное чувство, забывая что именно такие сильные сердца, порой оказываются самыми уязвимыми для несчастий.