Будем помогать Бардузу в его «делах», доложимся Вуку и примем его поздравления, если старик, конечно, будет в духе.
Чилк стоял молча, задумчиво глядя на медленно текущую реку, где отражались янтарные полосы закатного света.
— Боюсь, что Каткар описал наш «Фортунатас» Вуку до малейших подробностей, — вздохнул он.
Глауен мрачно кивнул.
— Раньше или позже его все равно придется отдать.
— Раньше или позже, — эхом повторил Чилк.
Глауена поразил этот тон.
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего существенного.
— А не существенного?
— Идея слаба и ненадежна, но… — Чилк резко развернулся и оперся о балюстраду спиной. — И все же пара мыслей у меня мелькнула.
— Какие же?
Чилк рассмеялся и сделал рукой неопределенный жест.
— Но это лишь идеи, не более. Всего лишь наметки, и, поскольку мы сейчас на Розалии, я могу сказать, что они неуловимы, как ветреные бродяжки.
— Хм. Но как же ты сам тогда их ухватываешь? Ладно, не отвечай, лучше попытайся объяснить мне, что это за смутные возможности тебе открылись?
— Несколько дней назад я говорил с Флиц. Я признался в своем восхищении перед некоторыми ее удивительными качествами. Помнишь, я даже говорил тебе кое-что об этом?
— Да, кое-что — помню.
— И я говорил тебе о перемене в ней и о ее интересе к моей ничтожной персоне.
Глауен кивнул.
— Я и сам это заметил. Хотя, откровенно говоря, думал, что она все же предпочтет отставку.
Чилк улыбнулся, давая понять другу, что прощает ему такую глупость.
— Словом, мы решили, что самым правильным будет сначала закончить все дела с Бардузом и его «делишками», а уж потом идти к Вуку.
Глауен не поверил ушам.
— А потом что?
— Потом у нас есть выбор. Флиц сказала, что никогда больше не вернется на Розалию, и что Бардуз может делать с ее ранчо все, что хочет. Ей также до смерти надоело и строительство, и всякий бизнес вообще. Что дамба, что мост — ей все едино, вода, горы и воздух, больше ничего.
— Так чем же она собирается заниматься? — почему-то шепотом спросил Глауен.
Чилк взмахнул рукой еще более беспечно.
— Возможно, часть ответственности за нее придется взять на себя мне. Я рассказал ей про дальние страны, эта перспектива ее очаровала, так что теперь уже ничего не остается, кроме как отправиться неизвестно куда и начать исследовать закоулки Сферы. Она хочет найти озеро Мар и записать пение русалок, хочет сфотографировать бестиарий под руинами Агэйвы. И я сказал, что «Фортунатас» очень пригодился бы в таких путешествиях, а она тут же спросила: «Но как же Глауен?» Тогда я сказал, что ты уже начал вить гнездо и «Фортунатас» тебе вовсе не нужен, и главная проблема заключается не в Глауене, а Бодвине Вуке. Но она сказала, что с ним проблем не будет и разговор на эту тему был закрыт.
Глауен смотрел на приятеля во все глаза.
— И как тебе это удалось?
— Все очень просто. Женщина любит когда ее правильно оценивают, и видят в ней порой то, что она из себя представляет действительно, а порой — то, кем она хотела бы быть.
— Тебе бы надо написать книгу об этом, — усмехнулся Глауен. — Впрочем, я и так не забуду твоих сентенций.
— Смешно. Тебя Уэйнесс и без этих штук давно оценила.
Глауен опустил глаза.
— Ты мне напомнил, что я иду по натянутой веревке и еще не дошел до конца. — Он широко раскинул руки. — Знаешь, вдруг ужасно захотелось домой. |