– Вот письмо… – буркнул я и с озабоченным видом стал дергать выдвижной ящик, пытаясь его открыть. Ящик не открывался, потому как несколько минут назад был заперт лично мною, и тогда я принялся разряжать свои нервы на ручке. В конце концов она оторвалась. Я швырнул ручку в мусорную корзину и только тогда вспомнил, что переписал номер на лист календаря. Я в сердцах выдрал его и протянул Ирэн, стараясь не встретиться с ней взглядом.

Она взяла письмо двумя пальчиками и, не глядя, опустила его в сумочку. Щелк! Золотые замочки закрылись. На тонком пальце Ирэн сверкнуло колечко в виде ивовой ветви с александритом. Ирэн очень медленно поправила тонкий ремешок сумочки на плече, как если бы это была бретелька сарафана, и девушка не спешила, позволяя мне любоваться ее прелестным обнаженным плечиком.

– Еще будут поручения?.. Кирилл, какой-то ты сегодня рассеянный.

– Все! Больше ничего!

Пусть быстрее уходит с глаз моих долой! Завалила меня ребусами и ухмыляется. Я хочу побыть один. Я хочу разобраться в себе. Может, в самом деле, я виноват в том, что происходит с ней? Может, я отупел на этой работе и перестал следить за собой? Может, у меня уже вместо лица рыло приамазонского тапира?

– Я могу идти?

Она что, издевается надо мной? Как солдат первого года службы!

– Да! – громче повторил я. – Ты свободна!

– Я это знаю, – ответила Ирэн, повернулась и грациозной походкой вышла из кабинета.

«Что она знает? – с опозданием подумал я, когда раздался хлопок входной двери. – Знает, что свободна? На что она намекает?»

Я еще долго сидел за столом, рисуя на листе бумаги квадратики и кружочки. Потом превратил квадратики в дома, а кружочки – в людей. Над одним из кружочков я усердствовал особенно. Сначала обозначил округлую головку, затем добавил вытянутый, как у утки, нос, пририсовал овальное тельце, на которое посадил две короткие лапки с крупными крепкими пальчиками. Хотел пририсовать глаза, но передумал: у этого зверька глаз не бывает. Внизу подписал: «Крот Лобский».

Налюбовавшись вдоволь этим высокохудожественным творением, я в сердцах сплюнул, скомкал лист и отправил его в корзину. В кабинете Ирэн зазвонил телефон. Не торопясь, я встал из-за стола и вышел в коридор. Шел нарочно медленно, придирчиво оглядывая ковролин – добросовестно ли его пропылесосила уборщица? Обычно Ирэн звонили ее многочисленные подруги, с которыми мне совсем не хотелось общаться. После разговора с ними приходилось долго приводить свои растрепанные мысли и чувства в порядок. Разве можно сохранить самообладание, услышав в трубке нежный и томный шепот: «А будьте добры Ирэн… Ах, она вышла? Какая жалость! Простите, а с кем я говорю? С ее начальником? Господи, был бы у меня такой начальник, с таким обаятельным и сексуальным голосом! Повезло же Иришке! Скажите, а вы сегодня вечером очень заняты?» И в том же духе. Я никогда не передавал содержание подобных разговоров Ирэн, щадя ее подруг… Телефон продолжал молотить в свой внутренний колокольчик, выказывая требовательность и нетерпение. Я зашел в кабинет, где все еще пахло жженой бумагой, и взял трубку.

– Алло… Алло!.. Я ничего не слышу! Вы держите в руках трубку, в которую надо что-то говорить…

После недолгой тишины – короткие гудки. Я кинул трубку, прошелся из угла в угол и остановился у мусорной корзины. Посмотрел на нее скептически, словно в ней отражалось мое чувство собственного достоинства, промычал какой-то мотивчик и опустился перед ней на корточки. Сыщик не должен быть брезгливым.