– Тщеславие и ложная гордость – не мои пороки, – сообщил ему Потапчук. – Я их давно перерос, как юношескую гиперсексуальность. Поэтому говорите, прошу вас. В таких делах критика только на пользу. Голова у вас светлая. Может, натолкнете на какую-нибудь идею... Так что это за подсказки, которыми мы пользуемся?

– Да трупы же! – воскликнул Виктор. – Вы находите очередной труп, устанавливаете его личность, хлопаете себя по лбу, кричите: "Эврика!" – и делаете следующий шаг.

– То есть вы намекаете, что с нами играют? – удивился Федор Филиппович.

– А вы до сих пор этого не поняли? Играют, уважаемый Федор Филиппович, именно играют, и счет, увы, не в вашу пользу!

– Оригинальная мысль, – начал Потапчук, но его неожиданно перебил Сиверов.

– Позвольте мне, Федор Филиппович, – сказал он и, приятно улыбаясь, повернул к Виктору обезличенное темными очками лицо. – Моя точка зрения, – продолжал он, все еще улыбаясь, – это точка зрения простого оперативного работника. Правда, довольно опытного и не раз принимавшего участие в том, что вы именуете игрой. На мой взгляд, в данном случае никакой игрой даже не пахнет. Все эти убийства происходят в первую очередь потому, что главарь шайки до смерти перетрусил, когда понял, что мы сели ему на хвост, и только во вторую – из-за денег. Этот человек, – приятная улыбка Сиверова стала еще шире, а голос зазвучал тепло и доверительно, – просто бешеный пес. И кончит он именно так, как кончают все до единого бешеные псы, – под забором, с пулей в башке.

Если он хотел произвести на публику впечатление, ему это удалось. У Ирины на минуту перехватило дыхание, а вежливая, немного снисходительная улыбка Виктора – улыбка большого человека, демократично внимающего глупостям, произносимым мелкой сошкой, – к концу короткого выступления Сиверова застыла у него на губах, превратившись в болезненную гримасу. Даже Федор Филиппович смотрел на Глеба, приподняв брови, отчего его лицо приобрело выражение легкого недоумения.

– Да, – откашлявшись, произнес наконец Виктор, – не завидую я этому Чебышеву. Если, – добавил он, явно не удержавшись от маленькой мести, – вы его найдете.

– Найдем, – с небрежной уверенностью, показавшейся Ирине куда более убедительной, чем самые горячие заверения, ответил Сиверов. – Он где-то прячется, но мы знаем, как его искать. Есть одна ниточка...

– Вот как? – заинтересовался Виктор. – А что за ниточка, если не секрет?

– Никаких секретов, – Сиверов закурил очередную сигарету, откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. Вид у него был непривычно самодовольный – такой, что Ирине стало неприятно на него смотреть. – Помните тех двоих охранников, которых застрелили во время налета на обувной магазин? А продавщицу из этого магазина помните? Некая Елизавета Митрофанова, если память мне не изменяет.

– А, – улыбнулся Виктор, – это та самая, что пережила три ограбления?

– Вместе с последним – четыре, – уточнил Глеб. – Не правда ли, выглядит подозрительно? Поневоле задумаешься, уж не наводчица ли она. Вот я и задумался, а задумавшись, решил повнимательнее к ней присмотреться.

– Так-так, – подтолкнул его Виктор. – Ну, и?..

– Насчет наводчицы не знаю, – лениво сказал Сиверов, – раскручивать это дело до конца я не стал, поскольку меня оно не касается.