Работа с таким "специалистом" неизбежно должна была превратиться в сущую каторгу, даже если Федор Филиппович не ошибся и она хоть что-то смыслила в свой профессии. В последнем Глеб склонен был сомневаться: уж очень мало походила эта дамочка на человека проводящего дни и ночи за созерцанием живописных шедевров и написанием скучных искусствоведческих статей.
Стоявшая на тротуаре женщина заметила наконец поднятую вверх руку генерала Потапчука, коротко кивнула ему и легкой походкой двинулась к их столику. Ленивый и нагловатый официант при виде ее преобразился прямо-таки на глазах и коршуном кинулся наперерез, являя собой сплошную готовность услужить; глядя на него, можно было подумать, что он в жизни не слышал о такой низменной вещи, как чаевые.
Женщина отстранила его едва заметным движением тончайшей, красиво изогнутой брови и что-то сказала – Глебу показалось, что это было короткое "Меня ждут". Официант послушно убрался с дороги, но тут же увязался следом. Двигался он не то чтобы согнувшись в угодливом полупоклоне, но как-то так, что этот несуществующий полупоклон угадывался в его позе.
Женщина подошла к столику, и Глеб увидел, что она, во-первых, намного красивее, чем ему показалось издали, а во-вторых, значительно старше – лет тридцати, не меньше. Федор Филиппович по-прежнему стоял, дожидаясь ее, и Глеб, мысленно упрекнув себя за безотчетную, необъяснимую неприязнь к ней, тоже встал, потушив в пепельнице сигарету и механическим жестом одернув пиджак. Набежавший официант избавил его от необходимости отодвигать для дамы стул, и Сиверов невольно подумал обо всех тех десятках, а может быть, и сотнях подобных встреч, на которых официанта не будет. Впрочем, он тут же утешился тем, что подобная богатая штучка вряд ли клюнет на предложение Федора Филипповича работать с ними в одной команде. В деньгах она не нуждается, защита ей также вряд ли нужна, работа для нее наверняка не более чем разновидность хобби, а уж работа на ФСБ – это и вовсе нечто немыслимое, несуразное и даже оскорбительное. Так что тут генерал явно просчитался, и эта встреча в дешевом уличном кафе – просто пустая трата времени.
Остановившись у стола, женщина помедлила, не спеша садиться и вопросительно глядя на Потапчука. Глеба она, казалось, не замечала вовсе.
– Меня зовут Федор Филиппович, – поспешно представился генерал, правильно истолковав этот взгляд.
– Очень приятно, – сказала женщина и перевела взгляд на Сиверова.
Голос у нее оказался приятный, с богатым тембром, а во взгляде карих глаз теперь, помимо вопроса, читалось легкое недоумение: похоже, она ожидала, что Потапчук явится на встречу один, и присутствие Глеба ее, мягко говоря, не обрадовало.
– Это Глеб Петрович, – поспешил развеять ее недоумение Федор Филиппович. – Он работает со мной, и при нем вы можете говорить все, что сочтете нужным.
Пристальный взгляд карих, с непривычным разрезом глаз задержался на лице Сиверова еще на миг, будто оценивая, заслуживает ли тот столь высокого доверия, а затем опустился. Женщина коротко кивнула и уселась с прирожденной грацией коронованной особы.
– Очень приятно, – сказала она тоном не оставлявшим сомнения в том, что ее слова – просто вежливая формула, употребленная в соответствующей обстановке, и не более того. – Чашечку кофе, пожалуйста, – добавила она, не поворачивая головы, и торчавший у нее за спиной с блокнотом наизготовку официант беззвучно испарился с такой скоростью, что Глеб, хотевший заказать себе вторую чашку здешней бурды, не успел его задержать.
– Итак, Ирина Константиновна, – тоном светского льва начал Потапчук, – мы вас слушаем.
– Для начала мне хотелось бы знать, кто это "вы", – очень умело пародируя его интонацию, с короткой, суховатой улыбкой возразила Ирина Константиновна. |