Я в шхерах блукал один, без напарника. К острову этому, у него даже и названия не было, здесь таких тыща, вышел случайно, а когда понял, где я, и сообразил, как и куда уходить, увидел подводную лодку. Она стояла около берега, на отмели. Небольшая, выкрашенная в голубой цвет, с желтой полосой по борту. Видно, не бросовая, не ржа. Такую я видел в книгах. Малютка. Метров двенадцать длиной. А потом и команда нашлась. На берегу стояло двое в форменках советских, на меня кивали. Потом один как бы в рацию стал говорить. Я испытывать судьбу не стал, развернулся, движок с первого «дерга» взял и пошел. Повороты и фарватер вспоминал уже, как какой-то механизм. Вышел на чистую воду и только тогда увидал, что катерок за мной выходит. Мне показалось, что и его я никогда здесь не видел. Однако догонять меня не стали. Сами виноваты. Неосторожно они подставились. А может, это и не военные вовсе, а ученые. Только я решил молчать. Нынче времена невеселые. Хуже, чем при ГПУ. Был человек — и нет человека. Ни суда, ни следствия. Только дело открыто, дело подвешено, дело закрыто за отсутствием улик. Потом сочтут за естественную убыль населения.

Больше я в шхеры не ходил и ни про какие перископы ни от кого не слышал. Тем более, про подводные лодки.

А бомжей мертвых и раньше находили по берегам. Озеро большое, жизнь тут простая, но тонкая. Ты кормись, только за собой не гадь. Не надо гадить. Будь ты бомж, будь хоть «летучий голландец».

Вечные перья

Бабетта и Кролик завтракали. Рейс откладывался неотвратимо, и потому завтрак, затянувшийся, когда после кофе опять шампанское и котлета по-киевски для Кролика и грибы соленые для Бабетты, а к ним водка, утомлял, так как не было уже радости от дороги и ожидания облаков и солнца под крыльями надежной и целесообразной машины. Потом Кролик захотел икры, и ее принесли незамедлительно, может быть, из уважения, а скорее оттого, что в зале почти никого не было, только двое мужчин в углу кушали портвейн и еще один, в очень дорогом костюме, пил чай и почитывал газету. Кролик намазал икру на булку, маханул рюмку, но закусить не успел. «Разрешите автограф?» Это мужчина сложил газету, достал из дипломата журнал, где Бабетта с Кроликом на обложке, и протянул ему авторучку. Толстую, с золотым ободком.

Кролик — маленький, пузатый, с модной небритостью и свиными глазками. Бабетта — большая, манерная, гораздо выше Кролика. Вместе — дуэт-варьете «Профессура». Вполне известные артисты. Кролик протянул руку за пером, соображая, как бы посмешней написать, но в миг тщеславия и импровизации тонкая стрелка, вылетевшая оттуда, где волшебство на острие смысла, воткнулась ему в щеку. От неожиданности и боли Кролик хотел вскрикнуть, но не смог, потому что вокруг стрелки образовалось синее колечко кровоподтека, горло сдавил спазм, рука, дернувшаяся к злой занозе, повисла, и светящийся коридор принял артиста.

Все это произошло так быстро, что Бабетта едва успела рот раскрыть. Туда-то и влетела вторая стрелка из другой, невесть откуда появившейся авторучки, такой же элегантной и основательной, как и сам хозяин вечных перьев.