Установив иглу на середине участка Щетенко и подобрав подходящий раствор циркуля, она провела окружность так, что все красные пятна оказались внутри нее, а все зеленые — снаружи. Перестановка иглы на любое другое место такого эффекта уже не давала. Сомневаться было невозможно: дом Щетенко являлся эпицентром этого электронного безобразия. Радиус круга, то есть дальность действия аппаратуры, составляла около километра.

— Это красиво. Я потрясен могуществом науки, — торжественно объявил он, а затем осторожно поинтересовался: — А тебя как… ничего принимали?

— Превосходно, в нескольких домах даже пытались усадить за стол. Я им раскрывала глаза на то, что некая фирма неподалеку от нас основала некие мастерские, источник помех, а затем с помощью взяток сумела добиться официального заключения, будто никаких помех нет, и скоро у нас вообще невозможно будет включать телевизоры. А я, видишь ли, возглавляю комитет по выведению упомянутой фирмы на чистую воду.

— Да, это верный ход. А дни, когда были помехи, они не могли вспомнить?

— Конечно, нет. Но зато превосходно помнили, во время каких передач появлялись полосы на экране. Так что с помощью старых газет я смогу указать точное время. А по датам это — три дня: в день нашего приезда, в пятницу, и еще два следующих дня.

— Значит, он включал эту свою пакость всего трижды.

— Если, конечно, не делал этого по ночам, когда телецентр не работает, — скромно уточнила Карина.

— Ну да… я имею в виду, что это была не эксплуатация, а испытания.

— Видимо, так… я пока об этом не думала. О! И теперь понятно, почему он привез эту штуку на дачу: ведь в городе его сразу бы засекли и поинтересовались, что у него за телестудия такая. Постой, чуть не забыла: это тебе на десерт. В трех домах слышали выстрел в субботу, на следующий день после нашего появления, между десятью и одиннадцатью вечера. Вот эти дома, обведены желтым. Самые близкие участки к Приморскому шоссе, так что, скорее всего, убийство произошло на шоссе или рядом.

На фоне успехов Карины его собственное невезение было столь наглядным, что Александр Петрович без удовольствия ожидал вопроса «А как твои дела?», и потому воспринял как положительное явление неожиданный телефонный звонок, последовавший в начале двенадцатого.

— Вы Самойлов? — спросил неуверенный женский голос. — Я Анна Бахчина, вы у меня сегодня были. — Она умолкла, по-видимому, ожидая идентификации личности собеседника.

— Да, но увы, ваша матушка…

— Она только что ушла, и будет к шести утра. Она уборщица в метро. Если хотите, приезжайте.

Допивая наскоро чай и затем вставляя в карманный диктофон новые батарейки, Александр Петрович в двух словах изложил историю визита к Бахчиным и хамского изгнания из их квартиры. Заключительный эпизод со щелочью всерьез обеспокоил Карину:

— Давай я поеду с тобой, чтобы в случае чего защитить от этой мегеры.

— Ни в коем случае, дорогая, ты и так слишком устала.

В ответ она ограничилась небрежным протестующим жестом и решительно встала из-за стола.

— Но, дорогая, дело не только в этом. Для тебя, наверное, не секрет, что ты — красивая женщина, а после двух дней прогулок по свежему воздуху ты выглядишь просто сногсшибательно. И теперь представь себе женщину в инвалидной коляске, еще молодую, запертую в четырех стенах.