— Вы больше ничего не можете вспомнить?

— Сейчас нет. Если вспомню, позвоню вам. Думаю, что-нибудь вспомню. Ведь это давно было. А сейчас я слишком устала, отвыкла с людьми общаться.

— Я тоже устал, больно уж тема нелегкая. — Адвокат поднялся со стула. — Но, рискуя показаться нескромным, замечу, что общение со мной пошло вам на пользу. Вы сейчас совсем другой человек.

— Да, это так. И знаете, в чем дело? Когда вы сегодня ушли, я поняла, что все эти три года я ждала каждый день, что меня убьют. Наверное, потому мне и не удалось встать с коляски: врачи говорили, я смогу это сделать, если захочу очень сильно. Но оказалось, на самом деле я не хотела, потому что была уверена: как только встану, тут же убьют… Может быть, теперь сумею захотеть.

— Если это реально… что же, я знаю хирурга, который сможет вам помочь. В любом случае он вас осмотрит.

Вернувшись домой, он обнаружил жену бодрствующей. Сидя за столом, она рассеянно листала книжку и прихлебывал из чашки кофе.

— Хочешь кофе? Я только что сварила.

— О, дорогая, умоляю, только не это!

Она удивленно приподняла брови и закрыла книжку.

— Как хочешь. Рассказывай.

Александр Петрович, не привыкший к длительным ночным бдениям, нашел в себе силы сказать только одну фразу:

— Все в порядке, полный успех, — после чего молча положил перед Кариной диктофон и включил запись, а сам удалился в спальню.

Он заснул, едва успев раздеться, и скоро ему приснилось, что его тормошат и двигают. Не сумев отогнать дурной сон, он проснулся и понял, что это Карина пытается его потеснить, чтобы расчистить себе место. Две кровати стояли вплотную, и он не мог понять, зачем нужно тесниться, когда можно лежать свободно.

— Не ворчи, — шептала ему Карина, — я боюсь спать одна, это такая гадость, даже от записи исходит что-то ужасное, я боюсь того, что этот кошмар у нас в доме, боюсь, с нами может что-то случится.

— Ты слишком впечатлительна, дорогая, ты же знаешь, к врачам зараза не липнет, а мы с тобой профессионалы, — сонно пробормотал он и тотчас заснул снова.

Местоимение «мы» весьма польстило Карине, и она внезапно успокоилась. Надо же, умилилась она, даже во сне нашел нужное слово, хоть и лукавит, а приятно.

Наутро, вспоминая о ночном эпизоде с улыбкой, она заметила:

— И все-таки мне хочется поскорее от этого отделаться.

— Золотые слова, дорогая, — согласился адвокат, набирая телефон Багрова.

Тот появился сразу же, в сопровождении молодого человека в штатском, с бульдожьей челюстью и плечами, формой напоминающими погоны.

— Капитан Хлынов, — представил он, — ведет дело Щетенко. Хлынов — полицейский новой формации: не имеет никаких политических убеждений.

— Я восхищен, — слегка поклонился адвокат и сразу перешел к делу: — Я смогу более грамотно изложить наши результаты, если предварительно получу от вас небольшую справку. Кто из ближневосточных партнеров Щетенко мог оказаться в Петербурге в день вашего прибытия в Москву?

Багров и Хлынов удивленно переглянулись.

— Я же говорил тебе, — заметил полковник, что Самойлов обладает проницательностью рентгеновского аппарата.

«Хоть и полицейский, но все же комплимент, ладно уж, сойдет», — решил про себя адвокат, делая усилие, чтобы не поморщиться.

— Ими занимался капитан, — добавил полковник, легким кивком передавая Хлынову инициативу.

— Вы меня действительно поразили, Александр Петрович, — вместо ожидаемого, по внешности, собачьего лая, капитан обладал нежнейшим тенором и выражался для милиционера, можно сказать, изысканно.