Подобно старой цирковой лошади, которая и на лугу ходит по кругу диаметром тринадцать метров, Зильберштейн, будучи ничем не занятым человеком, приезжал проведать свое имение исключительно по пятницам.
Открыв дверцу автомобиля, он выдержал паузу, словно оценивая качество наружного воздуха, медленно подошел к воротам, отворил их, вернулся к машине и, выдержав еще одну паузу, въехал на свою территорию.
С этого момента, до появления Зильберштейна в доме адвоката, прошло минут десять, потому что Самойловы успели выпить по бокалу красного сухого вина и съесть искусно приготовленный Кариной лангет, когда услышали громкий и нервный стук в дверь.
На Зильберштейне, как говорится, лица не было. Из его речи, состоявшей в основном из междометий и приступов кашля, следовало, что у него в доме, точнее, под домом, в подполе, труп.
— Вы уверены, что это именно труп? А не пьяный, к примеру?
— А?.. Так как же… Конечно, труп… Он давно там лежит, то есть я так думаю… И люк в подпол был закрыт…
— Закрыт? А почему вам пришло в голову его открыть? Не успели приехать — и сразу в люк?
— Почему?.. Почему… Мне показалось, запах… будто странный какой-то…
— Запах тления? Зимой… маловероятно.
— Нет… я же говорю, показалось… нет запаха, нет. — Он резко дернул головой, и очки с его носа упали на пол, после чего, неловко скособочившись на стуле, он стал беспомощно шарить рукой по полу, пока Карина, сжалившись над ним, не помогла ему в поисках.
— Это все, что вы хотели мне рассказать? — как показалось Карине, суховато спросил адвокат.
— Ну да… а что же еще… на что вы, собственно, намекаете? — Зильберштейн совсем разволновался и, уже надев было очки, снял их и стал протирать платком.
— Вам следует, прежде всего, успокоиться. — Налив в фужер основательную дозу коньяка, Александр Петрович поставил его перед гостем.
— Что вы, что вы, я вообще не пью, — затрепыхался тот, но, внезапно смирившись, выпил содержимое бокала залпом. Закусив и откашлявшись, он и вправду несколько успокоился.
— Может быть… может, мы вместе пойдем и посмотрим?
— Нет, — решительно отказался адвокат, — лишние следы около трупа — всегда помеха для следствия, и к тому же… знаете ли… ведь я юрист, — он любезно улыбнулся, — мне трудно понять, как можно смотреть на труп бесплатно, без служебной необходимости.
Карина с трудом удержалась от удивленного возгласа, ибо любопытство было одним из главных свойств ее мужа.
— Я… я понимаю, — съежился Зильберштейн, — но что же мне делать?
— Как, что делать? Немедленно сообщить в милицию.
— По «ноль-два»?
— Именно так. Наш телефон в вашем распоряжении.
Как только гость удалился в соседнюю комнату к телефону, Карина спросила шепотом:
— Почему ты отказался пойти к нему? В чем дело?
— Он темнит. Что-то недоговаривает. А я «в темную» не играю. — Чувствуя, что у нее на языке еще целая серия вопросов, он положил свою ладонь на ее руку, давая понять, что сейчас следует воздержаться от обмена мнениями.
Зильберштейн вернулся от телефона с обескураженным видом. Он был уверен, что при слове «труп» с места сорвется целая стая расторопных детективов и с воем полицейских сирен помчится к нему. Вместо этого ему сказали:
— Ждите. Соединяем с Зеленогорском.
Он стал добросовестно ждать, но дождался только сигнала «занято». |