Там имеется замечательная интрига, вполне выпукло (для детективного рассказа) вылепленные образы, а еще соблюден тот минимум погружения в русские реалии, который позволяет автору не выдать плохого знакомства с материалом. Ну, в частности, Конан Дойл удерживается от искушения написать, что спрятанную в шкафу Анну кормят борщом и «пир́ожками» (с ударением на втором слоге), а в дом она входит с «баб́ушкой» (платком) на голове.

Словом, придраться в этом рассказе не к чему, и отсылка к историческому фону – русскому террористическому движению 1880-х годов – тоже вполне верна. И неудивительно, ведь в Англии борьба этого движения с царским режимом освещалась весьма широко.

Джун Томсон чуть глубже погружается в тот же исторический пласт – и допускает немало ляпов. В частности, никто и ни за что не поверит, что русского графа могут звать Алексей Плеханович. С другой стороны, человек этот – убежденный либерал, так что, возможно, здесь имеет место тонкий намек. А возможно – простой недосмотр. Зато рассказ щедро сдобрен «самоварами», «тарелками с борщом и блинами», «агентами охранки».

И в итоге возникает ощущение, что автор «лепит горбатого» исключительно потому, что пишет стилизацию под вольное отношение к русским реалиям, которое бытовало в литературе XIX века. То есть опять же подсмеивается и над нами, и над собой.

Кстати, сам Конан Дойл, много путешествовавший, в России никогда не бывал. В отличие от Шерлока Холмса, который был «вызван в Одессу в связи с убийством Трепова». А единственное упоминание о России в мемуарах писателя связано с гибелью его кумира, лорда Китченера: «С тяжелым грузом на душе я отправился в свое прежнее пристанище, отель „Крийон“, в котором оказалось еще больше русских с красными эполетами и бряцающими саблями. Я готов был проклясть их всех разом, ведь именно на пути в их прогнившую, разваливающуюся страну наш герой встретил свою смерть». Сурово, но, приходится признать, справедливо. Ведь с историей, в отличие от литературы, особо не поспоришь.

Приношу благодарность Х. Р. Ф. Китингу, который так щедро тратил время, консультируя меня.

Благодарю также Джона Кеннеди Меллинга и Джона Берримена, просветивших меня по части викторианских мюзик-холлов и карманных часов той эпохи.

От публикатора

В предисловии к двум ранее опубликованным мной сборникам прежде не печатавшихся записок верного друга и биографа легендарного сыщика («Тетради Шерлока Холмса» и «Тайны Шерлока Холмса») я описывал, как жестяная коробка для депеш с надписью «Джон Х. Уотсон, доктор медицины. Индийские королевские войска» на крышке вместе со всем содержимым стала собственностью моего покойного дяди, также доктора Джона Уотсона. Однако у него после имени «Джон» стоял инициал «Ф.», а не «Х.», и он был доктором философии, а не медицины.

Коробку дядюшке предложила купить в июле 1939 года некая мисс Аделина Маквертер, утверждавшая, что именно эту коробку доктор Джон Х. Уотсон поместил на хранение в банк «Кокс и компания» на Чаринг-Кросс. По уверениям этой особы, коробка содержала отчеты о приключениях великого детектива-консультанта, собственноручно написанные доктором Уотсоном, но по разным причинам не увидевшие свет. Будучи родственницей доктора по материнской линии, мисс Маквертер получила коробку с бумагами по наследству, однако, попав в стесненные обстоятельства, принуждена была ее продать.

Мой покойный дядя, пораженный сходством собственного имени с именем прославленного доктора Уотсона, досконально изучил все известное о Холмсе и стал признанным экспертом в этой области.