|
Но я ей покажу, где она у меня! Чтобы не дергалась. Сажать я ее, конечно, не буду, но она должна знать, что я могу это сделать. Она будет руководить номинально! А потом я сделаю пластическую операцию. Да, здесь ты права! И вернусь с новыми документами. И женюсь на Ольге под новым именем. И буду уже сам руководить компанией. Она — не ты. Она очень хорошо понимает, с какой стороны ее кусок хлеба намазан маслом.
— Это-то да, — согласилась его мамаша и напомнила сыну, как много раз предупреждала его об умных и хитрых женщинах. Они управляют мужчинами и те даже не догадываются, что их ведут, и все решения, которые, как им кажется, они принимают сами, на самом деле за них давно уже были приняты. — Но Ольгу недооценила… Признаю… Раз уж меня перехитрила… Раз я не догадалась раньше… Не заметила, что у меня под носом… — Ты — дура! — в истерике завопил Лешка. — Ольга ничего не делала, не могла сделать! «Черная королева» (или акула?) опять расхохоталась. По всей вероятности, ее смех стал для Лешки последней каплей. В комнате прозвучал грохот выстрела. — Лешенька… — пролепетала Надежда Георгиевна. Затем опять послышался грохот. Только звук был другой. Наверное, она упала. Боже, что теперь будет?!
Глава 31
Лешка еще несколько раз выматерился, потом я услышала звук шагов. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Тем не менее я пока не решалась шевельнуться. Минут через пять до меня донесся шорох в другом конце шкафа. — Ольга! — позвал меня журналист уже из комнаты. Поскольку мне было ближе к отодвинутой Багировым дверце, я покинула убежище через нее. Надежда Георгиевна лежала на полу, розовый, расписанный какими-то диковинными птицами халат на груди был окрашен кровью. — Оля, что с вами? — спросил Саша-Матвей. — В смысле? — не поняла я. — Вы словно из бани. Я из шубы, — хотела поправить его, но сдержалась. — Надо сматываться, — продолжал он. — Подождите тут, я в окно выгляну. Багиров, наверное, уже уехал. — Вы думаете, он тут не останется? — спросила я. — Я имею в виду, в доме? — Вряд ли. Саша-Матвей с сумкой через плечо вышел из гардеробной. Я стояла, не двигаясь с места, не отводя взгляда от свекрови. Внезапно мне показалось, что у нее дрогнули ресницы. Не теряя ни секунды, я бросилась к ней и склонилась к окровавленной груди. В это мгновение она застонала. Я вскочила на ноги и понеслась в спальню, через которую мы влезали в квартиру. Журналист, прикрываясь шторой, осматривал двор. — Саша! Она жива! Нужно вызвать «скорую»! Я… Он повернулся ко мне и секунду смотрел неотрывно, потом спокойно спросил: — Вы в своем уме, Ольга? Нужно немедленно уходить. — Но Надежда… — В любом случае после таких ранений не живут, — продолжал мой приятель абсолютно спокойно. — А если мы тут останемся, нас обвинят в убийстве. Как вы докажете, что это не вы в нее стреляли? Как вы объясните свое появление в квартире? — Я… — Уходим! Немедленно! — И Саша-Матвей потянулся к висевшей за окном веревке. Уже держа ее, оглянулся на меня: — Вы пойдете первой? Или мне? Мне потребовалась секунда на принятие решения. — Идите один. Я остаюсь. — Вы — сумасшедшая! — Возможно. — Помолчав немного, я добавила: — Не волнуйтесь, я вас не выдам. Скажу, что просто пришла проведать Надежду Георгиевну. |
