Правда, в среде его коллег существует мнение, что проблема «холодного синтеза» неразрешима и Звонарев ничего на этом пути не добился. Отсюда и его мизантропия. Но, поскольку вокруг отшельника и мизантропа возникает такая возня, у нас есть основания думать, что кое-что Звонареву решить все-таки удалось.
– Значит, ты полагаешь, что бомж, который тебе навешал, может испытывать интерес к теоретической физике?
– Про физику не скажу, но в боксе он разбирается на уровне заслуженного мастера спорта, – сказал Гуров. – Генерал счел это не слишком убедительным доводом, но, по-моему, для бомжей не характерны такая прекрасная спортивная форма и такой плотный удар. Профессиональная работа чувствуется сразу.
Крячко согласился, что Гурову в этом плане виднее, и решил, что одна ночная прогулка им не повредит. Он только высказал опасение, не придется ли им на месте столкнуться сразу с несколькими профессионалами, которые следят за своей спортивной формой.
– Мы будем аккуратны, – подумав, ответил Гуров.
Он и в самом деле хотел проделать все без излишнего шума, по возможности не привлекая к себе внимания. Ради этого он решил оставить машину в поселке и к дому академика подойти незаметно, пешим ходом.
Машину они оставили возле опорного пункта правопорядка, который оказался заперт на глухой замок и производил впечатление места, куда уже давно не ступала нога человека. Гуров был слегка разочарован – он все-таки надеялся, что в случае непредвиденных осложнений сможет рассчитывать на помощь местных коллег.
– Не уверен, что сейчас нам с тобой вообще может кто-то помочь, – утешил его Крячко. – В таких делах можно полагаться только на самих себя. Ночная специфика, так сказать.
Гурову в его тоне что-то показалось подозрительным, но он не стал ничего выяснять сразу. Только когда они вдвоем вышли за пределы поселка и углубились в черную, наполненную тенями и шорохами рощу, Гуров негромко поинтересовался:
– Так что ты там имел в виду под ночной спецификой?
Крячко смущенно почесал нос и признался:
– Лева, ты же знаешь, что я некоторые твои мысли чувствую на расстоянии. Вот, например, вчера я сразу почувствовал, что тебе захочется сюда вернуться. А потому на всякий случай поднял шпингалет на одном окне в столовой у Звонарева. Согласись, это очень удобно, когда двери опечатаны.
– Ты, Стас, поймал чьи-то посторонние мысли, – проворчал Гуров. – О проникновении в дом я не думал.
– Да ну? – огорчился Крячко. – А вот я подумал об этом с самого начала. Когда понял, что образовалась головоломка.
– Это не наш метод, – покачал головой Гуров. – В любом случае такие эксперименты прокуратурой не одобряются и судом не рассматриваются. Забудь про свой шпингалет.
– Как прикажешь, – вздохнул Крячко. – Но если что – обращайся. Я постараюсь вспомнить.
Они шли тропинкой, которой ежедневно ходила Лидия Алексеевна Шмелева и по которой выбирался изредка в поселок сам академик. По словам Лидии Алексеевны, на весь путь быстрым шагом уходило не больше пяти минут, но Гуров с Крячко не торопились и одолели маршрут за восемь. Видимо, они все-таки немного сбились с дороги, потому что темная громада забора вывалилась на них из темноты совершенно внезапно – точно злой волшебник намеренно перегородил им путь.
– Забор! – обрадовался Крячко. – Значит, пришли все-таки. А я уж боялся, что мы потерялись в этом дремучем лесу. Ну что, сразу махнем на ту сторону?
Гуров предостерегающе сжал его локоть и прислушался. Темнота была наполнена таинственными шорохами и шелестом листьев. Собственно говоря, ничего особенно таинственного в этих звуках не было, и Гуров подумал, не слишком ли безоглядно он положился на свою интуицию. |