– Ой, Ир…

– Никаких «ой» и никаких «Ир». Я понимаю, можно выпить рюмку, две – чтобы согреться, расслабиться, чтоб разговор… Что я, ведьма? Баба‑Яга? Понимаю. Даже сама могу. Но ведь ты зеленый! И вчера прекрасно знал, что утром будешь зеленый. И никуда не годный.

– Иронь, ну ладно тебе… У Глухова что‑то случилось – то ли их контору прикрыли совсем, то ли еще что… в отпаде человек. Ну, оттянулись! Когда так вот с истерики оттягиваешься – за дозой не уследить.

Ирка поджала губы.

– Ну конечно, у Глухова, – сказала она саркастически. – У Глухова отпад с истерикой – а медузой ты лежишь.

– Надо, кстати, позвонить ему, – озабоченно сказал Малянов. – Жив ли…

– Он нас переживет.

– Только, наверное, лучше попозже… Вдруг спит?.. Сколько сейчас времени, Иронь?

– Я – не говорящие часы, – Ирка поднялась. – Вон лежат – встань, возьми и посмотри. Если можешь. А если не можешь – то и незачем тебе время.

У двери она остановилась. Обернулась.

– Работать, как я понимаю, мы сегодня не в состоянии.

– Ну почему… К вечеру я, может, и оклемаюсь.

– Ну тогда вечером и посмотрим. А покамест – объявляется хозяйственный день. Пробежка по лабазам и обеспечение недельного запаса продовольствия, стирка, уборка квартиры. Что предпочитает ваше изболевшееся от препон бытия, алчущее алкогольного отдохновения сердце?

– Откровенно говоря, сердце предпочитает пару бутылок пива, а потом еще пару часов поспать, – с бледной улыбкой натянуто пошутил Малянов.

Ирка вытянула к нему обе руки и показала две фиги.

– Тогда, хозяйка, у сердца нет предпочтений. Руководи, я все приму и все исполню.

– Договорились. Поднимайся пока, а я посоображаю, как тебя лучше приспособить.

Со второй попытки акт оставления ложа прошел успешнее. Сунув ноги в шлепанцы, горбясь, Малянов нешустро пошлепал в ванную. Дремлющий на полочке под вешалкой, среди перчаток и шарфов Калям нехотя приоткрыл на него глаз, но не пошевелился и не издал ни звука. Из кухни выступил Бобка, остановился – руки в карманах.

– Что, сильно вдула? – сочувственным баском спросил он вполголоса.

Малянов только рукой махнул. Потом сказал:

– Правильно вдула. Самому тошно…

Бобка коротко хохотнул со знанием дела.

– Еще бы не тошно… Ох, и разит от тебя, па.

– Представляю… Ничего, Боб. Сейчас душ приму, зубья вычищу, всосу кофейку – и наверняка реанимнусь. Мы еще увидим небо в алмазах.

– Давай. А то смотреть на тебя – прямо сердце кровью обливается.

Малянов благодарно улыбнулся сыну и открыл дверь ванной.

– Да, тебе какое‑то странное письмо пришло! – крикнула Ирка из комнаты.

– Что за письмо? – Малянов остановился на полушаге, сразу ощутив холодок нехорошего предчувствия.

Ирка вышла в коридор с бумажкой в руке. Листок ученической тетрадки, кажется.

– Я где‑то к полуночи выглядывала тебя поискать…

– Елки‑палки, зачем?

– Ну как. Все‑таки муж. Вдруг тебя твоим пресловутым грузовиком размазало. Да ты не беспокойся, я только во двор. Ни тебя, ни грузовика, естественно, не обнаружила…

Куда как естественно, подумал Малянов.

– А на обратном пути смотрю – что‑то белеет в дырочках. Когда оно туда попало… прямо чудесным каким‑то образом. Перед программой «Время» Бобка за «Вечеркой» лазил – его еще не было.