– Что-то случилось? – она повернулась к Люде, которая уткнулась в монитор и нервно щелкала мышкой.

– Ищем статью Тобиаса Стенсона. Ту самую, знаменитую, о культуре. Приблизительно шестьдесят четвертый год.

– Нет, шестьдесят пятый, самый конец, декабрь месяц. Думаю, после числа пятнадцатого.

В отделе повисла тишина. На Светлану опять уставились пять пар глаз. Но только на этот раз в них читалось уважение. С этого момента Светлана стала полноправным членом коллектива. Однако ее поведение не изменилось – она по-прежнему держала небольшую дистанцию, не входила ни в какие дружеские отношения и недружественные коалиции. И это тоже вызвало всеобщую симпатию. Но Свете приятней всего было общаться с Юлей Нестеровой. Они теперь часто ходили вместе на обед, кофе, просто сидели в сквере рядом с библиотекой. Бажина, отчасти лишившаяся подруги, Светлану все-таки недолюбливала.

Юля была дамой начитанной, отлично разбиралась в литературе, прекрасно знала музыку, имела острый ум и язык. В общем, совсем не походила на классический образ библиотекарши. Впрочем, и само заведение, в котором работали девушки, на библиотеку было мало похоже – руководство сделало все, чтобы превратить ее в научно-исследовательский институт гуманитарной направленности. Глядя, как Юля умело кокетничает с посетителями, как она независимо прикуривает сигарету во время их обязательного кофе в кондитерской, как она деликатно отваживает особо назойливых поклонников, Светлана испытывала жгучую зависть. Ей начинало казаться, что в свои двадцать два года она еще ничего не видела, не испытала, не пережила. «Ну, кроме Пашки Соколова», – мысленно добавляла Светлана. Пашка Соколов, ее верный оруженосец, как объект любви не рассматривался ею.

Светлана Никольская была девицей. В самом прямом, медицинском смысле этого слова. «На фоне всеобщей распущенности этот факт просто ошеломляет!» – В институтской поликлинике, где Светлана проходила диспансеризацию, врач-гинеколог поделилась удивлением с медсестрой. Врач даже не догадывалась, что это обстоятельство чрезвычайно смущало Светлану, заставляло ее комплексовать. Причем чем дальше, тем больше. Изредка встречаясь с молодыми людьми, она со страхом представляла интимные встречи, неподдельное удивление партнера, а еще больше ее пугали последствия. Ее невольно сохраненное целомудрие, то качество, которым непременно гордились бы еще пятнадцать лет назад, теперь казалось непреодолимой помехой на пути к личному счастью. «Что я объясню ему?» – думала Светлана, глядя на очередного поклонника. – Что я себя берегла, ждала большую любовь? Ерунда, только насмешишь человека. Так он и поверил. Ведь будет считать, что никому никогда не нравилась и что никто никогда за мной не ухаживал». Светлана, напуганная возможным поворотом событий, на всякий случай напускала на себя холодность и высокомерие, отбивая у молодого человека желание за ней ухаживать.

Подруга Нина, девушка опытная, не переставала возмущаться:

– Господи, да для кого ты себя бережешь?! Так вся жизнь пройдет, и ничего ты не узнаешь про нее. И медицина на месте не стоит… – намекала Нина на современные контрацептивы.

Светлана выросла в строгой семье, ее папа бросался к телевизионному пульту, если на экране показывали сохнущее на веревке женское белье, так что на замечания подруги она только молчала. Она себя совсем не берегла. Просто так получилось, что никто и никогда не добивался близости с ней. На свидания приглашали, в кино, кафе и рестораны водили, долгие разговоры вели и даже целовали. Но дальше этого дело не шло. Светлана честно пыталась понять, в чем же дело? Не найдя подходящих объяснений, она решила, что проблема в ней самой. В ее нерешительности, в ее характере и манере себя вести.