– Давайте о деле,– с сожалением ставя бутылку, сказал летчик. Было видно сразу, что ему хотелось угощать сейчас весь белый свет.

Георгий Робертович попросил его рассказать о том, что Бойченко слышал и видел, когда жил в последний раз у Брендючкова, то есть летом прошлого года.

– Это о том враче и его жене? Дядиных соседях?

– Да.

– Они еще не разошлись? – спросил Алексей.

– Почему вы думаете, что они должны разойтись?– вопросом на вопрос ответил следователь.

– Как она только с ним живет, не понимаю… Молодая, интересная… А он – какой-то судак с оловянными глазами.

– Вы с ней говорили?

– Только здоровались на кухне. Дядя предупредил меня, чтобы не заглядывался… И действительно, этот врач – какое-то ископаемое! Ревнует ее зверски! Вы бы слышали, какими словами он обзывал свою жену…

– А по какому поводу была ссора?

– Да я только отрывки фраз слышал. Через стенку ведь… Но речь шла о мужчинах. Точно. Кричал, что путается, мол, со всеми его друзьями… Потом слышу – удар. И еще… В общем, Отелло рассвирепело… Хотел я выскочить и вломить ему хорошенько. Еле удержался… Потом подумал: встряну – еще хуже будет…

«Неужели Дунайский убил все-таки из-за ревности?»– думал Гольст, слушая Алексея.

– А она что? – спросил следователь, когда Бойченко замолчал.

– Плакала. Кричала, что уйдет, бросит… Вроде того… Врач в ответ: уходи, мол, к сестрице своей и ее мужу-вору…

– Вору? – переспросил Гольст.

– Да, вору… Этот врач еще кричал, что сообщит о нем в милицию. А она, то есть Нина, заявила в ответ, что расскажет о его братьях-контриках…

– Как, как? – насторожился следователь.– Повторите, пожалуйста, что она сказала?

– О братьях, говорит, сообщит куда-то, контриках. Вот после этих слов он и ударил ее, сказав: замолчи. А она в ответ: что, испугался? Вот сообщу, мол, и тебя с работы выгонят…

Гольст вдруг понял: кажется, это и была развязка.

– Он ее бил и все приговаривал: «Будешь говорить, будешь?» Потом все стихло… Я до сих пор жалею, что все-таки не вмешался. Знаете, что остановило? Дядя меня умолял ни во что не вмешиваться. И так в квартире на него косо смотрит кое-кто.– Алексей помолчал и заключил: – Нет, надо было все же этому Дунайскому преподать хороший урок!…

Гольст ушел от Бойченко в сильном возбуждении. И не от бокала шампанского, который все-таки заставил его выпить счастливый летчик. Сведения Алексея ставили теперь все на свои места. Значит, Нина узнала о Дунайском такое, что могло его скомпрометировать на службе. Может быть, даже погубило бы всю его карьеру…

«Братья-контрики,– вспоминал Гольст, шагая через праздничную Красную площадь.– Но не выдумка ли это Амировой?»

И как бы ни хотелось Георгию Робертовичу поскорее проверить, что кроется за этими словами, приведшими Дунайского в бешенство, приходилось откладывать выяснение на несколько дней из-за праздников.

…Третьего мая с утра Гольст послал запрос в ОГПУ. Ответ пришел через несколько дней. В нем сообщалось, что в декабре 1935 года братья Дунайского – Варфоломей Ипатьевич и Александр Ипатьевич – были осуждены за контрреволюционную деятельность, проявившуюся в поджоге элеватора. К ответу была приложена копия приговора суда.

Георгию Робертовичу удалось установить (через Жарикову), что в мае прошлого, 1936 года, к Дунайскому приезжала жена одного из братьев.