Наверняка Анита ни за какие сокровища не могла припомнить фамилию своего первого мужа. Не иначе как спятила, ведь прекрасно знает — мне эта фамилия известна, а я милиции непременно все выболтаю. Да ладно вам, сбросьте эту каменную маску, вот и предыдущий пан майор, тот, фальшивый, тоже все силился выглядеть непроницаемым, да ведь меня не проведёшь. Ох, простите, я вас все «паном майором» называю, хотя вы небось подполковник?
— А что касается преступника, — все так же внимательно изучая остатки кофе на дне чашки и совершенно игнорируя мои намёки, продолжал полицейский (может, его все же заинтересовала сама чашечка, этот сервиз я купила когда-то в немецком универмаге, мне понравился тонкий фарфор, хотя он и не чета китайскому), — то у меня создалось впечатление, что некогда пани присутствовала на судебном заседании, помните, когда судили убийц Герхарда? И там пани собственными ушами слышала, как преступники мололи языками без зазрения совести, выражаясь вашими же словами.
Вот интересно, что из нашего разговора доходит до Марты? Вряд ли много понимает, слишком молода, чтобы иметь верное представление о правосудии в те давние годы. Правильно, присутствовала я на том суде, да тоже мало что поняла. Мой гость наверняка знает больше моего. Во всяком случае, обязан.
— Так действительно то дело прекращено? — одновременно осуждающе и недоверчиво поинтересовалась я. — А хотелось надеяться, что это лишь моё пессимистическое предположение.
Полицейский наконец оставил чашку в покое и в свою очередь задал вопрос:
— Если не ошибаюсь, года два назад вас обокрали? Увели всю электронику. Номера аппаратуры полиция знала, взломщики тоже были установлены… И что с того? А мне-то казалось, что пани умеет осмысливать факты, делать выводы…
Немного подумав, я решила считать сказанное комплиментом и не обижаться.
— Может, и умею, да не хочу. А вот чего хочу — так чтоб были результаты! Чтоб правосудие торжествовало! И вообще, после десяти лет сожительства с паном Гурняком мне осточертели собственные выводы, которые, проше пана, никак не подтверждались, хотя я и не сомневалась в их правоте. Мартуся… Марта, у меня пиво кончилось! Так вы хотите сказать, что и теперь никаких видимых результатов не будет? Холера! Мне остаётся самой кое-кого прикончить, раз правосудие не шевелится, вот только пока не решила, кого именно. А учитывая мои теперешние творческие склонности, это должен быть человек с телевидения. Хотя, пан майор, посудите сами, есть ли у меня для этого время и физические возможности? Да не молчите же, в конце концов, это невыносимо!
Мартуся принесла мне пиво и тонюсеньким испуганным голоском поинтересовалась у гостя, не делает ли пан ещё кофе?
— Нет, благодарю, мне уже пора, — отказался младший инспектор и повернулся ко мне:
— Вы, конечно, и сами понимаете, но я был бы пани чрезвычайно признателен… Хотя что я говорю, никто ведь не в состоянии помешать распространению слухов. Однако разрешите все же дать совет: поменьше рассказывайте о своих наблюдениях и выводах. Для вас же будет лучше.
И полицейский, встав со стула, обратился к нам с Мартой с вежливой улыбкой:
— Приятно было познакомиться с такими милыми женщинами. Я ведь знаю — вы вместе работаете сейчас над сценарием телефильма, а я столько отнял у вас времени. Не смею мешать. Всего доброго.
Только закрылась за ним дверь, как соавторша напустилась на меня:
— О чем ты, интересно, думала? Марту надо было вызвать, она бы отлично справилась с ролью твоей служанки. Ведь она артистка, а не я! Видишь, он сразу сообразил!
— Если он видел фильм, поставленный по моему «Покойнику», узнал бы Марту в лицо, да и вообще Марта Клубович — артистка известная, — отбивалась я. |