|
Он принадлежит к цивилизации, которая стоит неизмеримо выше нашей. Для того, кто читает мой рассказ, дожно быть очевидно, что, разговаривая со мной, он использовал меня в своих целях, он направлял разговор в нужном ему направлении так же легко, как это мог сделать мой современник, общаясь с древним греком или с современником Аттилы. Я уверен, что он являлся человеком, хорошо владеющим искусством разговора, и разбирался в психологии. Оглядываясь на происшедшее, я полагаю, что он, безусловно, стоял по своему развитию далеко впереди меня. И пишу это не только для того, чтобы данные, которыми я располагаю, и мои предположения, которые я опасаюсь передавать кому-либо во время моей жизни, не были полностью утеряны, но также для того, чтобы они дошли до времени, когда более высокие знания, чем те, которыми мы располагаем сейчас, будут способны как-то объяснить эти факты. И я надеялся, как человек, который будет читать эти записи, не будет смеяться надо мной после моей смерти. Я боюсь, что, если надо мной посмеются, я, даже мертвый, почувствую это. Это самое слабое место всех нас, Саттонов. Мы не переносим, когда над нами глумятся. На тот случай, если кто-нибудь подумает, что я ненормальный, я вкладываю сюда свидетельство врача, написанное всего три дня назад. Оно утверждает, что в результате осмотра, врач нашел меня в полном здравии души и тела.
Но рассказ мой еще не полностью закончен. Ряд дополнительных сведений об этих событиях должен был быть включен в предыдущую часть моих записей, но я просто не нашел места, где бы они могли достаточно органично войти в мой рассказ. Они касаются странного случая. Однажды была украдена одежда, и появился Вильям Джонс. Одежда была украдена несколько дней спустя после происшествия на пустоши. Марта закончила стирку в тот день еще до наступления жаркого полдня и развесила белье на веревке. Придя за высохшим бельем, она обнаружила, что мой старый комбинезон, рубашка Роланда и чья-то пара носков исчезли. Эта кража вызвала переполох, так как такое у нас не часто случается. Мы перебрали всех своих соседей с чувством некоторого смущения, хотя мы и говорили осторожно и нас никто не слышал, но сама мысль об этом по отношению к ним была несправедливой. Мы вспоминали об этом в течение нескольких дней и, в конце концов, сошлись на том, что кража была делом рук какого-то бродяги, хотя это объяснение казалось малоправдоподобным, поскольку мы живем вдали от дорог и бродяги не часто появляются в наших краях, а в этом году особенно. Этот год был годом экономического процветания, и бродяг, искавших работу, было мало. Прошло примерно две недели со дня кражи, когда в нашем доме появился Вильям Джонс и спросил, не нужна ли помощь в уборке урожая? Мы с радостью приняли его, поскольку рабочих рук не хватало. Зарплата, которую он просил, была меньше обычной… Мы взяли его только на сезон уборки урожая, но он оказался таким хорошим работником, что остался у нас еще на несколько лет. И сейчас, когда я пишу эти строки, он все еще живет у нас, и в это время находится во дворе, в сарае, где осматривает сноповязалку. Есть что-то странное в Вильяме Джонсе. В нашей местности человек очень скоро, получает прозвище или его зовут уменьшительным именем от собственного. Но Вильям Джонс всегда оставался Вильямом. Его никогда не называли Вилл или Уилли, не называли кличками Спайк или Бад, или Кид. В нем есть какое-то спокойное достоинство, которое заставляет других людей относиться к нему с уважением, а его любовь к работе, спокойный и разумный подход ко всякому делу завоевали для него в нашем кругу место, значительно более высокое, чем обычно занимает простой человек, простой рабочий. Он совершенно не пьет. Это очень хорошее качество, за которое я его уважаю, хотя было время, когда я думал, что это не так. В то время как он пришел к нам, его голова была перевязана бинтом, а он объяснил нам с некоторым смущением, что его избили в драке в каком-то баре, там, за рекой в округе Кроуфорд. |
