— Теперь ваш ход, — предложил он.

— Но вы нас неправильно поняли, — возразил Кейс. — Мы ничуть не возражаем. Пожалуйста, идите и делайте что хотите.

— Вы имеете в виду, что я не смогу найти корабль?

— Мы имеем в виду, что вы сможете найти корабль. Мы не пытались прятать его, можем даже показать вам дорогу. Мы пойдем вместе с вами, тогда это займет у вас гораздо меньше времени.

Саттон почувствовал, что между лопатками у него бежит струйка пота, а лоб увлажнился.

«Это ловушка, открыто мне расставленная, и даже без всякой приманки. И я вошел в нее, даже не заметив этого», — подумал Саттон.

Но теперь стало уже слишком поздно. Возможности повернуть назад не оставалось. Он попытался придать своему голосу безразличие.

— О’кей, — сказал он, — я буду играть по вашим правилам.

24

Корабль оказался реальной вещью — необычной, но вполне реальной. И это было единственно реальным: все остальное, что окружало Саттона, было чем-то феерическим, как будто ему снился сон. И в любой момент он мог проснуться.

— Та карта вон там, — сказал Прингл. — Она вас озадачила, вне всякого сомнения. И это не удивительно, поскольку это карта времени. — Он рассмеялся и потер затылок своей большой ладонью. — По правде говоря, и я сам не вполне понимаю эту штуку, но Кейс разбирается в этом. Кейс — человек военный, а я только специалист по пропаганде, а пропагандист не обязан знать то, о чем он говорит, если он говорит об этом достаточно убедительно. А человек военный должен знать все. Может случиться так, что он окажется за восьмым шаром и его жизнь будет зависеть от того, знает он или нет.

«Вот оно, — подумал Саттон. — Вот то, что беспокоило меня, вот ключ к разгадке, которая все время ускользала от меня. Вот объяснение того, о чем можно было лишь догадываться. Вот кого представлял Кейс, и вот почему он оказался здесь на астероиде.

Человек военный.

Я должен был догадаться, — сказал себе Саттон, — но я думал в категориях настоящего, а не будущего или прошлого. В сегодняшнем мире нет военных как таковых, но они были в прошлом и, возможно, появятся в тех веках, которые еще будут».

Он обернулся к Кейсу.

— Война, которая ведется в четырех измерениях, наверное, довольно-таки сложная штука.

Он сказал это не только потому, что его интересовала эта тема, но в основном потому, что, как он почувствовал, была его очередь сказать что-нибудь. Нужно было поддержать этот разговор, напоминающий беседу за чаепитием у Сумасшедшего Зайца.

«Да, — повторил Саттон самому себе, — именно так это и выглядит… Совершенно абсурдная ситуация. Психопатическая интерлюдия к чему-то, что, конечно, имеет какой-то смысл, совершенно непонятный в настоящий момент».

— Пришло время, — сказал Кейс, — поговорить о различных вещах. О башмаках, о кораблях, о сургуче, о капусте и о королях…

Кейс улыбался, пока они беседовали, губы его при этом растягивались в тонкую щель: точная, жестокая военная улыбка.

— Прежде всего, — произнес Кейс, — речь идет о картах, об очень специализированном знании, об интуиции. Если вы догадываетесь, где находится противник и что он делает, вы ударяете первым.

Саттон пожал плечами.

— По сути дела, — усмехнулся он, — этот принцип действовал всегда. Ударить первым…

— Да, — согласился Прингл. — Сейчас у противника куда больше возможностей в выборе места и способа действовать.